Кейт Эллиот - Пылающий камень (ч. 1)

Алан хлопнул Жюльена по плечу.

— Рад встрече, кузен. — Теперь он наследник графа, он может позволить себе быть немного фамильярным. — Как там Бел и Генрих? Как вообще дела?

Жульен краснел и явно чувствовал себя не в своей тарелке, но после того как они поставили лошадей в стойла, он рассказал о семье: Бел и Генрих по-прежнему полны сил, младший ребенок Стенси умер от лихорадки, но она снова беременна, жених Агнесс переехал к ним, они уже два года как собираются пожениться, но все никак, сам Жюльен положил глаз на одну из девушек герцогини Иоланды, но та не дала пока согласия на брак.

Они вошли в зал, где только что накрыли стол. Навстречу им вышел слуга и пошел показать Жюльену его место.

— Только не овсянка и не эль! — предупредил Алан, увидев скудную пищу, которую несли Жюльену. — Принесите что-нибудь с графского стола!

Боже Всемогущий! Он ни за что не позволит, чтобы Жюльен сказал тетушке Бел, что Алан обращался с ним как с простым слугой и кормил его как какого-нибудь конюха! Алан задержался проверить, что Жюльену принесли вино, жареную перепелку и другую еду, которую обычно приберегали для графского стола. Потом он сел рядом с отцом и с удовольствием осушил кубок с вином.

— Кто это? — спросил Лавастин. — Кому ты выказываешь такую милость?

— Мой кузен Жюльен… То есть не мой кузен, конечно. Он старший сын Бел из Осны, женщины, которая вырастила меня. И он всегда обращался со мной как с братом.

— Как он здесь оказался?

Удивление от встречи с Жюльеном заставило Алана позабыть о том, что произошло днем.

— Он служит герцогине Варингии и приехал по ее делам. Я не знаю, какие вести он привез.

Таллия ухватила его за рукав и, когда Алан склонился к ней, прошептала ему на ухо:

— Ты же не знал! Больше не трогай лягушек! Я попросила твоего отца позволить священнику окропить тебя святой водой и прочесть над тобой молитву, но он не разрешил!

— Мой отец знает, что делает.

Таллия не должна критиковать его отца, если она ничего не понимает: Лавастин старался, чтобы Алан поменьше общался со священниками из-за его видений. С внезапно вспыхнувшим раздражением Алан отвернулся от жены и снова взялся за кубок с вином, опасаясь сказать что-нибудь лишнее.

Как только Жюльен съел все, что было у него на тарелке, Лавастин подозвал его к себе, чтобы выслушать сообщение. Тот держался вежливо и спокойно. Алану не пришлось краснеть, да и с чего бы? Тетушка Бел воспитывала детей так, чтобы они умели вести себя достойно.

— Милорд граф. Лорд Алан. Миледи. — Жюльен по очереди кивнул Лавастину, Алану и Таллии. — Я приехал от герцогини Иоланды, правительницы Варингии. Она приветствует вас, граф Лавастин, и посылает приветы своей кузине леди Таллии. Через две недели она будет проезжать по здешним местам и тогда лично прибудет, дабы засвидетельствовать свое почтение и принести дары леди Таллии и лорду Алану в связи со свадьбой. Она бы желала отпраздновать Маттиасмасс со своей кузиной и помолиться вместе с ней о ниспослании мира и благоденствия.

Кузина. А вот Жюльен больше не его кузен. Алан понял это совершенно отчетливо, слушая, как Лавастин говорит, чтобы Жюльен ехал к своей госпоже завтра утром и передал, что к ее приезду все будет готово. Жюльен поклонился и отправился к концу стола, где сидели стражники и служанки, которые тотчас собрались вокруг него, расспрашиваяо последних новостях. Теперь Алан не принадлежит этому миру. И заговори он с Жюльеном, тот сразу это почувствует.

— Ну, началось, — сказал Лавастин и слегка улыбнулся. — Теперь все шакалы начнут собираться, потому что у нас — главный приз.

Приз.

Раньше он не говорил с Аланом о союзах, альянсах и кровных узах. Но теперь стало понятно: королевское происхождение Таллии обеспечит им немалые выгоды. И большие хлопоты. Таллия назвала себя пешкой, потому что ее передвигали туда, куда ей идти вовсе не хотелось, но Алан научился играть в шахматы и знал правила. Фигуры, которых называли «львами», тоже были пешками, потому что они служили кому-то и не принадлежали древним и благородным родам — как Жюльен. Но Таллия не может быть пешкой — ведь она внучка королей и королев.

И в этой игре она будет королевой.

Для лошадей путешествие по полуразрушенным дорогам оказалось невероятно трудным. Анна провела их по лесным тропам, таким узким, что пришлось пробираться по одному. Старая даррийская дорога, на которую они хотели выйти, почти полностью заросла мхом и травой. Случайно встреченный охотник удивился, увидев путников в такой чаще, но объяснил, что деревня Крона, до которой они хотели добраться, лежит в нескольких милях к югу. Не успели они пройти и четырех миль, как пал один из мулов.

Поскольку уже смеркалось, то на ночь они остановились прямо в лесу, и Анна велела одному из слуг присмотреть за тушей. Зарядил мелкий противный дождь, так что ночлег обещал быть не из приятных. К тому же, спрыгивая с лошади, Лиат подвернула ногу, и, хотя она старалась не показывать, ей было очень больно. Санглант, по правде говоря, радовался ее стойкости. Ему доводилось видеть солдат, которые при малейшем ранении начинали громко стенать, и таких, которые терпеливо сносили все страдания. Что и говорить, последние ему нравились куда больше.

Он развел огонь, прикрыв его от дождя. Еще раньше он успел набрать трав на берегу реки и теперь бросил их в котелок с кипящей водой, от которого сразу повалил ароматный пар. К Сангланту подошла Анна, от ее платья пахло розовым маслом.

— Ты знаешь толк в травах, принц Санглант? Я всегда считала тебя воином, а не целителем.

— Немного, — ответил он. — Никогда не упускаю случая научиться чему-то полезному. Я знаю, как лечить раны и некоторые болезни, с которыми сталкивался во время военных кампаний.

Она задала ему несколько вопросов, и Санглант, к своему изумлению, убедился, что она знает о травах гораздо меньше него. Ее знания оказались весьма поверхностными, словно она слушала того, кто ей о них рассказывал, не слишком внимательно. Травы ее не интересовали. Да и спрашивала она не о самом лечении, а о неком отвлеченном знании, смысла в котором Санглант не видел.

Позднее, когда он намазал ногу Лиат целебным настоем и она заснула, принц устроился рядом с женой так, чтобы хоть немного укрыть ее от воды — дождь уже закончился, но холодные капли по-прежнему срывались с веток деревьев. Эйкийская собака прижималась к нему с другой стороны, раны у нее почти зажили, но она была все еще очень слаба. Порой ему казалось, что она никогда не поправится, и было бы милосерднее оставить ее в лесу, чтобы она могла умереть спокойно, а не мотаться на спине мула, как привязанный мешок.