Ксения Татьмянина - Связующие нити (СИ)

Вернувшись на кухню, я спохватилась, что оставила свечи горящими на такое время, но, слава богу, никакого возгорания не случилось — ни одна из свечек не упала со стола, и не опрокинулась на полу. Я забралась обратно, в нишу, смотреть на предрассветное небо, и задумалась о теперешнем значении своего подарка. Сегодня уже наступило пятнадцатое число, он увидит картину. И после всего того, что он сказал о не существовании фотографии, где он и его родители были бы вместе, — как он воспримет то, что я нарисовала? Работа во всём похожа на фото, я вложила много терпения и своего монохромного мастерства, так что знаю, о чём говорю, — отличить рисунок от снимка, можно только приглядевшись, да и масштаб великоват. Но всё же это почти фотография… которую он хотел найти.

Мне стало волнительно, я теперь боялась увидеть его впечатление ещё больше, чем прежде. Я решила, что предоставлю ему выбор времени обмена подарками. Свой я подарю ему только после того, как он вручит мне мой подарок.

Глава 50.Чудо

В семь я встретила Триса нарядная, причесанная, с приготовленным ароматным чаем, но он предложил прогуляться пешком по городу до того времени, пока в десять не откроется наше кафе и посидеть там. Я согласилась при условии, что путь пройдёт через парк, я хотела повидаться со зверем в гроте, и потереть его каменный нос на удачу.

Геле не появилась в агентстве и под конец рабочего дня, так что у нас впереди был ещё один шанс провести время вместе со всеми до расставания. Единственное, на что сетовали наши друзья из‑за моего отсутствия, так это на то, что на торт они рассчитывали в эту ночь. Ведь пятнадцатое число формально наступало после двенадцати, но Трис их уверил, что об угощении никто не забыл, и ничего страшного, если они поздравят их с годовщиной после полуночи следующего шестнадцатого числа. Когда мы уже сидели в кафе, мы стали говорить о датах, и Трис полушутя признался, что кроме этой не помнит больше ни одной, и что он был очень рад подстроить день свадьбы в один день со встречей, чтобы ничего не забыть и не напутать однажды. Я возмутилась про свой день рождения, но он тут же уточнил, что это не событие.

После кафе мы сходили на фильм, потом в магазин за продуктами, потом домой, начинать готовить ужин, — но Трис ни во время прогулки, ни в кафе, ни после кино, ни даже дома, не торопился ничего мне преподносить. Он сидел на кухне и ел яблоко, пока я стояла у плиты, и я, отвернувшись, ждала, что сейчас внезапно перед моим носом появится коробка или свёрток с презентабельным "это тебе". Открывая дверь в свою комнату, я ждала сюрприза там, который он мог не вручать, а просто положить на стол или на подоконник. Но, обшарив всё, я подарка не нашла. Может, он тоже ждал, как и я, что будет вторым поздравляющим? Разойдясь спать, я надеялась, что через пять минут он постучит и подсунет что‑нибудь под дверь. Трис никогда так не делал, но я ждала, и уже представляла себе всякие формы поздравлений. Наконец за завтраком, в пол одиннадцатого вечера, я сердито положила вилку рядом с тарелкой и уставилась на него глаза в глаза:

— Ты не купил мне подарок?

Тристан сдержанно растянулся в улыбке, но через секунду всё же рассмеялся прямо в чашку. Он не хотел есть, и пил кофе.

— Купил.

— И что, ты решил меня до последнего попытать? Мне же любопытно!

— Он в агентстве, Гретт.

Я опешила:

— Почему в агентстве?

— Так получилось.

— Ты его вчера там забыл?

— Нет.

— А почему?

— Придёшь — увидишь.

Тристан с весёлым выражением наблюдал за моим лицом. А я раздумывала над тем, что мой план провалился, и на работу я свою картину не понесу, чтобы взаимно обмениваться подарками на месте.

— Тогда ладно. Жди здесь. — Я ушла в комнату и вернулась. — Это тебе.

Он продолжал улыбаться, и взял завёрнутую картину в руки. Я села на своё место напротив и сцепила пальцы на столе, в ожидании того, как он откроет подарок. Но Трис отчего‑то не торопился распаковывать.

— Ты не хочешь посмотреть?

В его глазах мелькнуло что‑то виноватое:

— Я видел.

— Как… не может быть…

— Прости, я бы не признался в этом, если бы смог повторить все свои тогдашние эмоции. Это не честно и не справедливо, но я не мог удержаться в мастерской от того, чтобы не пошарить по углам, когда ты сказала, что рисуешь для меня что‑то. Готов понести любое наказание.

Какое наказание? Я была обескуражена этим признанием, и разочарована. Уж не потому ли он говорил мне о своих семейных фото, что знал о существовании рисунка?

— Гретт, умоляю, не расстраивайся, — Трис взял меня за руку, — я был действительно обрадован, и сейчас я только на словах могу повторить это. Особенно меня удивило то, что ты не могла срисовать с фотографии — такой у меня просто нет, и я тебе не позировал, но ты так точно меня нарисовала, что я… глазам не поверил.

Я подозрительно сощурилась и схмурила брови.

— И цветом ты владеешь прекрасно!

Меня осенило как молнией:

— Ты видел свой портрет?!

Да, форматы работ были похожи, как я не подумала об этом сразу? Конечно, он решил, что это и есть подарок, — зачем же ещё мне хранить портрет Тристана в мастерской за грудой ученических планшетов? Как всё просто…

— Я рада, что тебе понравилось, — довольно и облегчённо произнесла я, и кивнула, — открывай.

— Ты не сердишься?

— Нет, что ты.

Тристан мне поверил, и, поставив подарок на колени, снял обёртку. Оказалось, что не с той стороны взялся, и ему открылась тыльная картонка, пришлось развернуть картину.

Улыбка с лица Триса исчезла мгновенно. Он застыл без движения на какое‑то время. Я вся собралась в комок, с трудом выдерживая его молчание, и выдавила из себя первое, что пришло в голову:

— Вот, а ты говорил, что чудес не бывает. После твоего звонка я смогла за три часа нарисовать тебе семейное фото и быстренько поставить на место портрета. Такие скорости, — это ли не чудо? Хотелось тебя впечатлить…

Губы Триса скривились в выражении насмешки, недоверия и чего‑то ещё, что помешало ему выразить это непринуждённо. Он негромко произнёс:

— Впечатлила.

— Я только не могу понять… тебе нравится?

Трис коснулся матового стекла пальцами, у крошечной нарисованной стрекозы.

— Как ты это сделала?

— Нарисовала.

— Нет, — он осторожно провёл, по дому, по одуванчикам, по фигурам себя и родителей, словно не верил зрению, — как ты смогла всё, все детали… такое живое.

Откуда же я это знала?

— Гретт, ты… — Тристан посмотрел на меня странно, сосредоточенно и в то же время как‑то мучительно. — Если бы ты сделала всё это после нашего разговора ночью, за три часа до моего возвращения, то это не было бы чудом. Чудо даже не сама работа, хотя от неё у меня всё переворачивается в душе. Чудо то, что ты начала рисовать её за много дней до того, как я сказал тебе о фотографиях.