Лиланд Модезитт - Инженер магии

Доррин возвращается к постели больной. Лериция стонет, на миг приоткрывает глаза и закрывает снова. Взяв ее за руку, Доррин снова начинает свивать кокон гармонии, но теперь не пытается запереть узел хаоса наглухо, а создает что-то вроде изогнутой отводной трубки, от сердцевины хаоса к поверхности кожи. Потом, сделав паузу, он поворачивается к Нории:

— Ты мне не поможешь?

— Что нужно? — спрашивает та, подходя к кровати. Доррин очерчивает квадрат над животом ее матери:

— Вот отсюда нам нужно убрать ткань. Кожа должна соприкасаться с воздухом.

— Но ты же обещал не...

— Да не буду я резать, сказал ведь! Но здесь, под этим участком — очаг болезни. Я попробую вывести заразу наружу. Если получится, она выйдет на этом месте, но ткань может... задержать.

— Хорошо, я этим займусь.

Доррин отворачивается к окну, за которым видны белые буруны на гребнях океанских волн.

— Жарко... как жарко... — стонет Лериция.

— Успокойся, мама... скоро тебе полегчает.

Дверь открывается. Финтал несет в руках корзину с аккуратно сложенными салфетками, а идущий за ним коротышка большую, заткнутую пробкой бутыль.

Доррин смачивает салфетку бренди и слегка протирает сначала кожу на животе больной, а потом свои пальцы. Они становятся липкими, и ему приходится вытереть их сухой салфеткой.

Склонившись над Лерицией, юноша продолжает укреплять свой кокон, а придав нужную прочность, сжимает его, чтобы давление гармонии направило энергию хаоса в тонкую отводную трубку.

Струящийся со лба пот заливает глаза.

— Принести стул? — спрашивает Финтал.

— Да.

Не отводя глаз от больной, Доррин садится, тянется к очередной салфетке и кладет ее на обнаженный живот.

— Тьма... как ножом... больно.

Доррин кладет руку на лоб женщины, стараясь ее успокоить.

— Потерпи. Это пройдет.

— Финтал....

По морщинистым щекам купца текут слезы, а руку жены он держит так, словно это величайшая драгоценность.

Доррин продолжает сдавливать хаос. Не находя другого выхода, белый огонь вливается в трубку и начинает подниматься к коже.

— Жжет...

Доррин снова касается лба женщины и погружает ее в сон, жалея, что не сделал этого раньше.

— Что ты с ней сотворил? — спрашивает Нория со страхом.

— Усыпил, — рассеянно откликается Доррин. — Надо было раньше, да вот, не сообразил.

Сколько времени потребуется на то, чтобы зараза просочилась сквозь кожу, Доррину неизвестно, но он упорно продолжает промокать обнаженный живот салфетками, не обращая внимания на позеленевшее лицо купца.

Наконец, протерев кожу в последний раз, он посыпает раскрошенным звездочником образовавшуюся на животе круглую рану, более всего похожую на ожог.

— Мне... мне лучше, — бормочет больная, открывая глаза.

— Лучше тебе пока не двигаться, — предостерегает Доррин.

— Что ты сделал? — спрашивает купец, не выдержавший напряжения и упавший в кресло. — Это было похоже на операцию.

Неожиданно Доррина шатает, да так, что ему приходится ухватиться за спинку стула. Говорить у него нет сил, перед глазами все темнеет.

— Держите, он падает!

Придя в сознание, юноша обнаруживает себя в чужой постели, возле которой на табурете сидит мальчишка-конюх.

— Привет.

— Привет, мастер, — говорит мальчуган, отводя глаза. — Я схожу за молодой хозяйкой.

Он выбегает из комнаты, а Доррин присаживается на постели. Судя по тому, что лампы не зажжены, уже наступил следующий день. В лучшем случае следующий — а ведь он хотел помочь Яррлу довести до ума кран...

Пошарив под койкой, юноша находит свои сапоги и натягивает их.

— О, наконец-то ты проснулся, — говорит, входя в комнату, хозяйская дочь — красивая блондинка в бледно-зеленом платье.

— Я так понимаю, что твоей матушке лучше.

— Ей лучше. Правда, жар еще не сошел.

— Он продержится еще несколько дней, — говорит Доррин, вставая — Мне надо на нее взглянуть.

— Может, сначала подкрепишься? Ты совсем бледный.

Ощущая слабость в коленях, Доррин смущенно улыбается:

— Пожалуй, ты права.

По черной лестнице юноша следует за ней на кухню, где на столе выложены сушеные фрукты, сыр и свежеиспеченный хлеб.

Поев и почувствовав себя малость получше, он, уже по парадной лестнице в сопровождении Нории поднимается в спальню. При его появлении Финтал, сидящий возле постели, поднимает голову.

— Доброе утро, Мастер-Целитель.

— Спасибо тебе... — шепчет Лериция.

— Мне нужно посмотреть тебя еще раз, — говорит ей Доррин и осторожно приподнимает повязку.

Женщина стонет.

— Знаю... — он прощупывает рану чувствами и, уловив по краям остаточное свечение хаоса, сосредоточивается.

Она вскрикивает.

— Прости, надо было тебя предупредить, — бормочет Доррин, озираясь в поисках бренди и салфеток. Нория подает ему и то и другое. Он продолжает сосредоточиваться до тех пор, пока наружу не выдавливается несколько капель зеленоватого гноя. Целитель снова очищает кожу, посыпает рану вяжущим порошком звездочника и накладывает свежую повязку.

— Гной может сочиться еще несколько дней. Смывайте его бренди и меняйте повязку всякий раз, как только она сделается липкой. Если жар усилится, не ждите, а сразу посылайте за мной.

Доррин умолкает, переводя дух.

— Ты ведь нечасто такое делаешь, правда?

— Правда. Делать такое часто не под силу ни одному целителю.

— Почему ты сделал это для нас? — спрашивает Лериция. Доррин старается не покраснеть.

— На то было две причины, — отвечает он. — Я поехал в богатый дом, потому что мне нужны деньги. А остался здесь и сделал все возможное потому, что увидел, как все домашние тебя любят.

— Неплохо сказано, — замечает купец.

— Во всяком случае, честно, — говорит Доррин, встречаясь с Финталом взглядом. Тот отводит глаза.

— Честность не всегда лучший способ произвести хорошее впечатление, — мягко произносит Нория.

— Догадываюсь.

— А мог бы кто-нибудь из известных тебе целителей спасти меня? — спрашивает Лериция, подтягивая покрывало к груди.

Доррин колеблется.

— Скажи честно.

— Нет. Я и сам не был уверен в успехе.

— Ты говоришь так, будто теперь уже уверен.

— А я и уверен. Если в рану не попадет зараза, ты скоро будешь здорова.

Слабость в коленях заставляет Доррина присесть на ближайший стул.

— Видать, этот способ исцеления здорово выматывает, — произносит Нория с оттенком лукавства. — Или ты не привык напрягаться?

— Еще как привык, — говорит Доррин, прежде чем успевает подумать, как могут отнестись к этому собравшиеся. — Главным-то образом я работаю в кузнице.