Александр Иванов - Игрушки Анкалимы

— Всё, хватит биться об эту стену. Здесь нам пути нет. Можно было бы обойти по глубине, но боюсь, что это будет слишком большой крюк. Давай прорываться по мелководью.

— Давай, — голос Куба был непривычно тих. — Я попробую выжать из этого корпуса всё. И пусть лучше нас унесёт навсегда в море, чем мы попадем в руки этих нехороших людей. Но напоследок мы рванём на всю оставшуюся энергию.

— Вот, молодец! Такой подход мне нравится — помирать — так с музыкой. Только, давай лучше не помирать. И давай не думать о плохом. Давай лучше мы прорвёмся.

— Давай, — снова тихо согласился Куб.

Лавируя, словно яхта против ветра, Алексу всё‑таки удалось пробрести ручей почти на четверть его дельты. Он с трудом вскарабкался на илисто — песчаный вал, намытый потоком, и сразу оказался по поворотный пояс вынырнувшим из воды. До спасительного берега оставалось не более десяти — пятнадцати метров мелководного течения и полутора — двух метрового стержневого потока — именно его бурная сила не давала им пробиться к свободе.

Базука Билл стоял на берегу ручья метрах в тридцати от них и смотрел в их сторону. Он был один, и он держал свой парабеллум в готовности к стрельбе.

— Ну, Куб, давай, рвём!

Базука что‑то заверещал и устремился вброд наперерез ими. Но Алекс не смотрел на него. Он смотрел только вперёд, на берег свободы.

Базука Билл выстрелил и упал, барахтаясь в мелкой воде. Пуля пропела в вышине и улетела вдогонку за затихающим эхом.

— Ха — ха! — радостно заорал Алекс. — Мазила! Врёшь, не возьмёшь!

Прыгая всеми ногами, словно лошадь, форсирующая водную преграду, дрон уносил его через поток. С налёту им удалось перескочить почти три четверти основной струи, затем их сбило с ног и, кувыркая, потащило вглубь. Но им повезло, и они выбрались из струи по другую её сторону, не так далеко от желанного берега Среднеземных Уделов.

Они устало брели по мелкой воде к близкому сухому пляжу, когда из невысоких прибрежных кустов показалась группа рейнджеров числом десять, очевидно привлечённых выстрелом Базуки.

— Ну, вот и всё, — Алекс облегчённо вздохнул, — теперь мы точно доберёмся…

Он обернулся назад. Базука Билл стоял почти по шею в воде и целился в него.

— Хватит уже злобствовать, Билл, — сказал Алекс, — ты же видишь, что ты проиграл. Ну, так, займись лучше каким‑нибудь добрым делом и не страдай.

Между ними было много более тридцати метров, не каждый хороший стрелок из пистолета сможет попасть в кошку с такой дистанции. Алекс повернулся к рейнджерам и помахал им рукой:

— Привет ребята! Рад вас видеть! Нужна помощь — у меня основательно разрядился аккумулятор. Прошу вас, доставьте меня до Карчмы, а я вам буду очень благодарен… В разумных пределах, конечно…

И в ту же секунду прогремел выстрел.

Алекса бросило на землю, и какой‑то огненный смерч впился ему в мозг вращающимся потоком чудовищной боли. Последнее, что он увидел, был Базука Билл, кверху ногами, безжизненно уносимый в открытое море. И бегущих рейнджеров, застывших в разных позах. И мрачное серое небо над меркнущими видами Острова дронов.

А последнее, что он услышал, прежде чем сознание покинуло его, был затухающий голос его Чёрного дрона Куба:

— …Нет, Алекс, нет!!! Я не хочу умирать! Спаси…!!!

Он дёрнулся на этот крик, пытаясь что‑то сделать, но страшный удар кулака чёрной пустоты выбил его из кресла и швырнул на пол, грубо оборвав все линии связи и с дроном, и с домом, и с полным опасности Островом.

Эпилоги

Эпилог первый

Вначале ему было просто плохо. Плохо и всё. К тому же он совершенно не понимал, ни где он находится, ни что с ним случилось, ни кто он вообще такой. А при попытке что‑либо понять и осмыслить, его начинало тошнить, и страшно болела голова. И так продолжалось неопределённое время — неизвестно сколько. Первая мысль, которую удалось хоть как‑то связать из разрозненных кусков, была: — "…голова у него, всё‑таки есть, раз болит…"

Потом как‑то сразу, вдруг, он понял, что лежит на полу, и у него затекла правая рука. Почему‑то он был уверен, что это именно правая, потому что, как ему казалось, он на ней лежал. Он попытался вытащить её из‑под себя, но не смог, так как не сообразил в какую сторону надо тащить. Тогда он просто перевалился на спину и попробовал пошевелить болезненно затёкшей рукой. Тут же оказалось, что правая рука в норме, а затекла наоборот другая. Но вот, какая именно, он уже не смог определить точно. Тогда он решил попробовать пошевелить сразу всеми руками, а заодно, на всякий случай, и всеми ногами, какие найдутся, чтобы выявить затёкшую конечность наверняка.

Что из этого получилось, он так и не узнал, так как неожиданно оказалось, что он вновь лежит на животе, лицом в пол и ему нечем дышать. Он с усилием приподнял голову, судорожно вздохнул, и приоткрыл глаза. В поле его мутного зрения оказался странно знакомый предмет округлой формы. Какое‑то, неопределённо долгое время он смотрел на этот предмет, тяжело дыша, и безуспешно пытаясь разобрать, что же это такое. Так и не понял что, но зато устал держать голову в неудобном положении. Тогда он нежно опустил её на мягкий палац левым боком и подумал: — "Интересно, а почему это обруч интерфейса сети дронов, валяется на полу?"

Эта мысль оказала на него отрезвляющее действие, и он, наконец, очнулся. И тут на него накатило — ему стало по — настоящему плохо. Ему стало так плохо, что он заплакал. Заплакал, горько и безутешно, как плачут взрослые дети, осознавшие всю бездну, происшедшего с ними несчастья, когда невозможно уже ничего сделать, ничего не исправить и не вернуть всё назад.

Он вспомнил Остров, и вспомнил всё, что с ним случилось. И подлый выстрел Базуки, и отчаянный крик Куба, и сумасшедшую боль, огненным вихрем ворвавшуюся в его голову. И он подумал, да, на этот раз меня выкинуло с Острова, капитально и самым отвратительным образом. Гораздо более безобразным, чем во все остальные разы, за всю его Островную карьеру. И он попытался подумать ещё, но тут его замутило совсем уже сильно, и он, кряхтя и прилагая невероятные усилия, встал и побрёл в ванную, с трудом переставляя непослушные ноги, из‑за того, что так не смог определить, сколько же ног в наличии у него имеется.

В ванной выяснилось, что его не столько мутит, сколько очень хочется в туалет по малой нужде, и при этом сил и времени идти, куда надо, у него уже нет. Пришлось всё делать тут же, включив предварительно воду.

"Так вот, что у меня, оказывается, затекло, — с облегчением подумал он, спустя некоторое время. — Воистину душа у человека находится под мочевым пузырём — как оправишься, на душе легче становится".