Нил Гейман - Дети Ананси

Тигр повернулся к Чарли спиной и большими прыжками бросился прочь, и на бегу рычал и ревел, от чего толпа лишь смеялась еще сильнее. Бесконечно разъяренный, Тиф скрылся в своей пещере.

Паук поднял руки и резко их опустил.

Послышался раскатистый грохот, и вход в пещеру Тифа завалило камнями. Паук с довольным видом осмотрел проделанную работу, а Чарли продолжал петь.

Он пел песню Рози Ной и песню ее мамы. Он пел долгую жизнь миссис Ной и все счастье, какого она заслуживает.

Чарли пел о своей жизни, о жизни своих родных и друзей, и эти песни сплетались в паутину, в которую попала муха.

Мелодией и припевами он завернул муху в кокон, сделал так, что ей уже ни за что не улететь, и залатал паутину новыми нитями.

И вот песня приблизилась к естественному концу.

К немалому своему удивлению, Чарли сообразил, что получил огромное удовольствие, и в то же мгновение понял, чем будет заниматься до конца своих дней. Он будет петь людям. Нет, не великие магические песни, которые творят миры и переиначивают мироздание. Это будут лишь маленькие песни, которые, пусть хотя бы на миг, сделают людей счастливыми, заставят их двигаться в такт и ненадолго забыть свои заботы. А еще он знал, что страх останется с ним всегда, что страх сцены никуда не денется. Но Чарли понимал, что это — как прыгнуть в плавательный бассейн: неприятный холодок в первые несколько секунд, а после боязнь пройдет и все будет хорошо.

Разумеется, не так хорошо, как СЕЙЧАС. Так хорошо, как сейчас, никогда не будет. Но на его долю все равно хватит.

И вот он закончил. Чарли опустил голову, дав замереть последним нотам. Существа на горе перестали притоптывать, перестали хлопать в ладоши, перестали танцевать. Сняв зеленую фетровую шляпу отца, Чарли обмахнул лицо.

— Поразительно, — вполголоса пробормотал Паук.

— Ты бы тоже так смог.

— Сомневаюсь. Ну и каков конец сказки? Я почувствовал, как ты что-то сделал, но не мог бы сказать, что именно это было.

— Я все исправил, — ответил Чарли. — Для нас. Кажется. Я не совсем уверен…

И действительно не был уверен. Теперь, когда песня закончилась, ее магия быстро тускнела, как сон поутру. Он указал на заваленную пещеру.

— Это ты сделал?

— Ага, — отозвался Паук. — Решил, это самое малое, что я могу. Но рано или поздно Тигр прокопает себе дорогу наружу. Если честно, то даже жаль, что я не сделал чего похуже, чем просто захлопнуть за ним дверь.

— Не беспокойся, — ответил Чарли. — Я сделал. Кое-что гораздо хуже.

Он смотрел, как звери расходятся. Отца нигде не было видно, но это его не удивило.

— Пошли, — сказал он. — Надо возвращаться.

Паук отправился к Рози в часы посещений. Под мышкой он нес самую большую коробку шоколадных конфет, какая только нашлась в магазинчике при больнице.

— Это тебе, — сказал он, переступив порог.

— Спасибо. Да, знаешь, врачи сказали, что мама все-таки выкарабкается. Кажется, она открыла глаза и попросила овсянки. Врач сказал, это чудо.

— Разумеется! Твоя мать попросила еды. По-моему, это настоящее чудо.

Рози сердито шлепнула его по руке, но ее пальцы остались лежать у него на локте.

— Знаешь, — сказала она, помолчав, — ты, наверное, сочтешь меня дурочкой. Но там, в темноте, мне казалось, ты мне помогаешь. Я чувствовала, как ты не даешь подобраться ко мне зверю. Если бы ты не сделал того, что сделал, он бы убил нас.

— Э-э-э… Может, я и помог…

— Правда?

— Не знаю. Я тоже попал в беду и думал о тебе.

— В большую беду?

— В ужасную.

— Налей мне воды, ладно?

Он послушался.

— Чем ты на самом деле занимаешься, Паук?

— Занимаюсь?

— Какая у тебя работа?

— Любая, какая придет в голову.

— А я, наверное, останусь тут ненадолго. Медсестры говорят, на острове не хватает учителей. Мне бы хотелось видеть, что от моих усилий что-то меняется.

— Возможно, даже повеселишься.

— Если бы я осталась, что бы ты сделал?

— О! Ну, если бы ты осталась, уверен, я бы нашел, чем заняться.

Их пальцы переплелись. Крепко. Как морской узел.

— Как по-твоему, у нас получится? — спросила она.

— Думаю, да, — серьезно ответил Паук. — А если ты мне наскучишь, я просто уеду и займусь чем-нибудь еще. Поэтому не волнуйся.

— Ах это! — отмахнулась Рози. — И не подумаю волноваться.

Она действительно не волновалась. Под мягкостью в ее голосе притаилась сталь. Не нужно гадать, от кого она ее унаследовала.

Дейзи нежилась в шезлонге на пляже. Сперва Чарли подумал, что она дремлет на солнышке, но когда на нее легла тень, она сказала:

— Привет, Чарли. — Но глаза не открыла.

— Как ты узнала, что это я?

— От твоей шляпы пахнет сигарами. Ты скоро от нее избавишься?

— Нет, — отозвался он. — Я же тебе говорил. Это семейное наследство. Я планирую носить ее до самой смерти, а после завещать детям. Ну… Тебя оставили в полиции?

— Более-менее, — ответила Дейзи. — Мой начальник сказал, что в Лондоне приняли решение, дескать, у меня нервное истощение из-за переработок, поэтому меня отправляют в отпуск по болезни до тех пор, пока я не сочту, что оправилась и готова вернуться.

— Э-э-э… И когда это случится?

— Не знаю. Передай мне масло для загара.

— Через минуту. — В кармане у него была коробочка. Достав, он положил ее на подлокотник шезлонга. — Э-э-э… знаешь, — сказал он, — все жуткие слова, от которых так конфузишься, я уже сказал, когда ты была под дулом пистолета. — Он открыл коробочку. — Но это тебе. От меня. Понимаешь, Рози мне его вернула. Но если оно тебе не понравится, можем обменять. Выбрать какое-нибудь другoe. Скорее всего это даже не подойдет. Но оно твое. Если ты его примешь… и… м-м-м… меня.

Взяв коробочку, она вынула обручальное кольцо.

— Гм. Ладно, — сказала она. — Если, конечно, это не какая-нибудь хитрость, чтобы выманить у меня лимон.

Тигр беспокойно метался из стороны в сторону и раздраженно хлестал себя хвостом по бокам, расхаживая взад-вперед перед выходом из пещеры. Глаза его горели как изумрудные факелы в темноте.

— Целый мир и все в нем когда-то принадлежало мне, — бормотал Тигр. — Звезды и луна, сказки и солнце. Все было моим.

— Сдается, мой священный долг, — произнес голосок из глубины пещеры, — указать, что ты повторяешься.

Застыв на месте, Тигр беззвучно повернулся и стал красться в глубь пещеры, двигаясь плавно, точно меховой ковер на гидравлических амортизаторах. У обглоданной туши быка он остановился и тихонько, вкрадчиво сказал:

— Прошу прощения?