Мэгги Стивотер - Похитители грёз

— Ронан, — позвал он.

Прозвучало так, будто бы он имел в виду: «Наконец-то».

— Отец, — откликнулся Ронан.

Он собирался сказать: «Я скучал по тебе».

Но он продолжал скучать по Найлу Линчу столько, сколько его знал.

Усмешка расколола лицо его отца. Он обладал самой большой улыбкой в мире, и он передал ее своему младшему сыну.

— Ты разобрался, — сказал он. Он приложил палец к губам. — Помнишь?

Музыка доносилась из открытого окна БМВ, которая принадлежала Найлу Линчу, но теперь Ронану. Парящая мелодия, исполняемая на ирландской волынке, рассеивалась в деревьях.

— Я знаю, — ответил Ронан. — Расскажи мне, что ты имел в виду в завещании.

Его отец произнес:

— T’Libre vero-e ber nivo libre n’acrea.

Завещание фактически действует, пока не будет создан новый документ.

— Это лазейка, — добавил его отец. — Лазейка для воров.

— Это ложь? — поинтересовался Ронан.

Потому что Найл Линч был самым большим лжецом из всех них, и он вложил все это в своего старшего сына.

Небольшая разница между ложью и секретом.

— Я никогда не лгу тебе.

Его отец завел БМВ и сверкнул неторопливой улыбкой. Что за усмешка у него была, что за дикие глаза, каким созданием он был. Он нагрезил себе всю жизнь и смерть.

Ронан сказал:

— Я хочу вернуться назад.

— Так возьми, — предложил его отец. — Теперь ты знаешь как.

И Ронан знал. Потому что Найл Линч был лесным пожаром, морским приливом, автомобильной аварией, опускающимся занавесом, стремительной симфонией, катализатором с планетами внутри него.

И он передал все это среднему сыну.

Найл Линч вытянул руку. Он сжал ладонь Ронана в своей. Двигатель ревел; даже держа руку Ронана, нога его отца лежала на педали газа, на пути в другое место.

— Ронан, — произнес он.

И это прозвучало, будто он имел в виду:

«Проснись».

Глава 53

После того, как дом затих, Блу отправилась в постель и натянула одеяло на лицо. Сна не было ни в одном глазу. Мысли были заняты унылым выражением лица Адама, выдуманной Ронаном Камаро и дыханием Гэнси на ее щеке.

Ее разум уцепился за запах мяты и связал его с воспоминанием о нем, с тем, которого у Гэнси еще нет: первый раз, когда она его увидела. Не в «Нино», когда он просил ее о свидании от лица Адама.

А в ту ночь на церковном дворе, когда мимо проходили все мертвые в будущем духи. Один год — самый долгий срок, что оставался у тех духов. Они были бы мертвы к следующему кануну дня Святого Марка.

Она увидела своего первого призрака: парня в аглионбайском свитере, его плечи были забрызганы темными каплями дождя.

— Как тебя зовут?

— Гэнси.

Она не могла сделать это неправдой.

Внизу неожиданно Кайла сердито подняла голос.

— Ну, я сама сломаю эту чертову штуковину, если обнаружу, что ты снова ее используешь.

— Тиран! — в ответ выкрикнула Мора.

Голос Персефоны вмешался дружелюбно, слишком тихо, чтобы расслышать.

Блу покрепче закрыла глаза. Она видела дух Гэнси. Одна рука испачкана в грязи. Она чувствовала его дыхание.

Его руки прижимались к ее спине.

Сон не приходил.

Несколько аморфных минут спустя Мора постучала подушечками пальцев по открытой двери Блу.

— Спишь?

— Как всегда, — ответила Блу.

Ее мать забралась на узкую кровать Блу. Она отдернула подушку на несколько сантиметров, насколько позволила Блу. Тогда она улеглась позади Блу, мать и дочь, словно ложки в сушилке. Блу снова закрыла глаза, вдыхая мягкий гвоздичный аромат ее матери и исчезающий мятный запах Гэнси.

Спустя мгновение Мора спросила:

— Ты плачешь?

— Только чуть-чуть.

— Почему?

— Типичная грусть.

— Ты грустишь? Что-нибудь произошло?

— Еще нет.

— Ах, Блу. — Ее мама обернула руки вокруг нее и дышала в ее волосы у основания шеи. Блу думала о том, что сказал Гэнси о богатстве любовью. И она думала об Адаме, все еще лажащем на их диване внизу. Если у него нет никого, кто бы обернул свои руки вокруг него, когда ему грустно, можно ли его простить за то, что он позволяет злости вести его?

Блу поинтересовалась:

— Ты плачешь?

— Только чуть-чуть, — сказала ее мама и неподобающе сопливо вздохнула.

— Почему?

— Типичная грусть.

— Ты грустишь? Что-нибудь произошло?

— Еще нет. Давным-давно.

— Это противоположные понятия, — сообщила Блу.

Мора снова хмыкнула.

— Не совсем.

Блу вытерла глаза наволочкой.

— Слезы нам не подходят.

Ее мать вытерла глаза об футболку на плече Блу.

— Ты права. Что нам подходит?

— Действия.

Мора мягко улыбнулась.

«Как же это, должно быть, ужасно, — думала Блу, вновь вернувшись мыслями к Адаму, — не иметь матери, которая бы тебя любила?»

— Да, — согласилась она. — Как же ты мудра, Блу.

На другой стороне Генриетты Серый Человек ответил на звонок. Это был Гринмантл.

Без какой-либо преамбулы он сказал:

— Дин Аллен.

Серый Человек, держа телефон в одной руке, а книгу в другой, не ответил ничего сразу. Он отложил свой изодранный экземпляр «Англосаксонских загадок» обложкой вниз на журнальный столик.

Телевизор лепетал на заднем плане; один шпион встретил другого на мосту. Они обменивались заложниками. Им было сказано придти в одиночку. Они не пришли в одиночку.

Ему понадобилось неожиданно много времени, чтобы понять значение слов Гринмантла. А затем, когда до него дошло, понадобилось даже больше времени, чтобы понять, почему Гринмантл их сказал.

— Все верно, — продолжил Гринмантл. — Тайна пропала. Было не так уж и трудно выяснить, кто ты. Оказывается, англосаксонская поэзия — очень маленькое поле деятельности. Даже на уровне старшекурсника. А ты знаешь, как хорошо я справляюсь со старшекурсниками.

Серый Человек не был Дином Алленом долгое время. Отказаться от идентификации выходило труднее, чем можно было бы ожидать, но Серый Человек был более терпелив и предан, чем большинство. Обычно кто-либо менял одну личность на другую, но Серый Человек хотел быть никем. Нигде.

Он коснулся видавшего виды сгиба книги. «ic eom wrжtlic wiht on gewin sceapen».

Гринмантл добавил:

— Итак, я хочу его.

(Я прекрасная вещь, созданная для борьбы.)

— У меня его нет.

— Конечно, Дин, конечно.

— Не называйте меня так.

«nelle ic unbunden жnigum hy ran nymюe searosжled».

— Почему нет? Это же твое имя, не так ли?

(Я нервный и никому не подчиняюсь; только когда искусно связан…)

Серый Человек ничего не сказал.

— Итак, ты не собираешься менять свою историю, Дин? — спросил Гринмантл. — И ты все еще продолжаешь отвечать на мои звонки. Это значит, ты знаешь, где оно, но у тебя его еще нет.