Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — курпринц

Он не обратил внимания на слово «был», и в голову не может прийти, что командующий погибнуть может так же просто, как и его рыцари.

— А-а-а, — сказал он понимающе, — ваше высочество, у нас еще три армии, что уверенно идут на Юг, а седьмая сейчас формируется в северных землях. Ваше высочество, я прибыл к вам с очень важной миссией от самого императора.

— Ого, — ответил я, стараясь, чтобы голос звучал вежливо и в то же время иронично, хотя сердце затрепыхалось в сильнейшем волнении, — польщен. Я слушаю.

Вместо ответа он повернулся все так же красиво и державно, подал рукой знак своим людям. Там задвигались, их плотные ряды расступились, вперед выехала, а затем помчалась в нашу сторону, набирая скорость, нарядная повозка, запряженная четверкой могучего вида коней.

Норберт сразу же послал легких конников вперед. Те встретили и, окружив вроде бы почетным эскортом, сопроводили до нас. Граф Термискольд скупо улыбнулся, оценивая разумную предосторожность, умело замаскированную под учтивость.

Дверца распахнулась, оттуда выпрыгнула молодая грациозная девушка со скамеечкой в руках, поставила на землю и склонилась в поклоне.

В проеме появилась настолько пышно одетая женщина, что я сперва за блеском золота и драгоценностей не сразу узнал, а Аскланделла, величаво сойдя на землю, с самым высокомерным видом остановилась и требовательно посмотрела в мою сторону.

Я охнул, повернулся к графу Термискольду.

— Это… что?

— Принцесса Аскланделла Франкхаузнер, — ответил он любезно. — Дочь императора Вильгельма Блистательного.

— Об этом я уже наслышан, — прервал я. — Простите, граф, за грубость, но я немножко, а то и весьма…

Он чуть наклонил голову.

— Понимаю вас, ваше высочество.

— Но какого хрена, — прошипел я, — она здесь?

— Тише, ваше высочество, — предостерег он, — а то услышит.

— Но все-таки?

Он ответил с вежливым поклоном:

— Надеюсь, принцесса сама все объяснит. На этом моя трудная миссия завершена. Возвращаюсь к более легким и приятным занятиям вроде битв и сражений, нелегким переходам и ночевкам у костра… Счастливо оставаться, ваше высочество!

Он повернул коня и пришпорил его так, что тот сразу пошел в карьер, а я остался с раскрытым ртом, как дурак, собравшийся петь, хотя зрители разбежались.

Норберт пробормотал тихонько:

— Вот щасте-то подвалило…

— Типун тебе, — сказал я угрюмо. — Что же делать с этой надменной дурой…

— Разве не ваш гордый девиз, — спросил он, — идти опасности навстречу?

— Мой девиз, — ответил я, — пусть идет мимо.

— Как можно?

— А вот так. Мимо и подальше. Можно — вприпрыжку.

— Сейчас не получится, — ответил он с сочувствием.

— Может, — сказал я с надеждой, — пойдете вы? Человек вы отважный…

Вместо ответа он попятился, вскочил на коня и поспешно отъехал к своим людям.

Я деревянными шагами приблизился к повозке, широко улыбнулся издали, принцесса молча ждет с самым надменным видом, я взял себя в руки, хоть и противно иногда такое скользкое брать, не удержишь, почтительнейшим образом раскланялся, хоть и без пританцовывания.

— Ваше высочество…

— Принц Ричард, — произнесла она равнодушно.

— Могу я осмелиться спросить, — поинтересовался я, — что как бы случилось вдруг вот, а?

— Можете, — разрешила она милостиво.

— Так какого же… ангела, — сказал я, — вы снова здесь?

Она взглянула на меня надменно и с прежним равнодушием.

— Не знаю.

— Вот как, — сказал я. — А… предположения? Догадки?.. У вас есть догадки? Или за вас и догадываются советники?

Она повела головой по сторонам.

— Вы здесь видите советников?

— Так что же, — спросил я, не давая увести себя в сторону, — что случилось, принцесса?

Она произнесла ровным голосом:

— Дорога была длинной, а ехали мы быстро. Я очень устала.

Лицо ее и в самом деле слишком побледнело, все-таки рессоры еще не изобретены, из-за чего в повозках можно передвигаться только шагом, да и то трясет так, что и непонятно, сколько подушек надо подложить еще.

Я кивнул Зигфриду.

— Проводите принцессу Аскланделлу в мой шатер.

Она прошла мимо меня с тем же равнодушным видом, только Зигфрид поинтересовался:

— Связать?

— Надеюсь, — ответил я с надеждой, — не покусает так уж сразу.

Выпендриваться не стал, на стол нам подали холодное мясо и черствый хлеб, нарезанный так изящно, что самыми кривыми на свете руками можно бы наломать ровнее.

Ела она с тем же равнодушием, я понаблюдал и сказал с невольным сочувствием:

— Вам нужно отдохнуть, лучше — поспать. Но, может быть, скажете в двух словах, почему вы здесь?

Она гордо вскинула подбородок и посмотрела на меня без всякого выражения.

— Его Императорское Величество Мунтвиг решил, что я говорю о вас недостаточно… объективно.

Я спросил настороженно:

— Мало хвалили? Я знаю, меня всегда недооценивают. Мою яркую замечательность во всем неотразимом блеске вижу пока только я, а это так грустно. Как многого лишает себя мир!

Она искривила губы.

— Наоборот. Мунтвиг решил, что…

Она умолкла, долго и с явным отвращением цедила сквозь зубы местное вино, слабое, зато кислое, как уксус.

— Что он решил?

— Он посчитал, — ответила она наконец, — что мое место ближе к вам, чем к нему.

Она выбирала обтекаемые фразы, что и понятно, я подавил в себе естественное чувство, даже целый ворох чувств, тоже вскинул голову, стараясь, чтобы это выглядело так же глупо и надменно.

— У вашего Мунтвига мания величия, — я сделал намеренную паузу, но она не возразила в том смысле, что Мунтвиг это Мунтвиг, он не ее Мунтвиг, а сам по себе Мунтвиг, и я добавил: — Как и у вас, принцесса.

— Ваше высочество? — спросила она оскорбительно вежливо.

— Оба считаетесь только со своим мнением, — пояснил я высокомерно. — Ни вам, ни ему даже в голову не приходит мысль, что я могу думать иначе! А я, кстати, думаю. И совсем не так, как вам двоим изволится.

Она промолчала, я крикнул громко:

— Зигфрид! Посмотри, Норберт должен быть где-то близко.

Послышались удаляющиеся шаги, через несколько минут полог отодвинулся, Норберт просунул голову, но не вошел.

— Ваше высочество?

— Норберт, — сказал я, — как далеко сейчас от нас этот отказник? Я имею в виду Мунтвига?

Он покачал головой.

— Далековато, к тому же расстояние с каждой минутой увеличивается.

— Что случилось?

— Только предположение, ваше высочество…