КОНАН И ДРУГИЕ БЕССМЕРТНЫЕ - Роберт Ирвин Говард
Мужчины и женщины — вся площадь — с визгом и воплями накинулись друг на дружку, убивая направо и налево копьями и кинжалами, пуская в ход ногти и зубы, раздавая удары пламенеющими факелами. Двуногие звери с ревом рвали подобных себе.
Пришлось разряженному пистолету в руке Кейна в самом деле обратиться дубинкой: с этим единственным оружием продирался он сквозь бушующий кровавый прибой, прокладывая себе путь к алтарю. Чьи-то ногти полосовали его тело, перед глазами зловеще сверкали ножи, факелы поджигали одежду... Он не обращал внимания ни на что.
Он уже готов был вскочить на ступени алтарного возвышения, когда из общей свалки вырвалась одинокая фигура и кинулась наперерез. Накари, владычица Негарий-ская, тронувшаяся умом не менее своих подданных, устремилась на англичанина с обнаженным кинжалом. В ее зрачках металось жуткое пламя.
— На сей раз не уйдешь!.. — завопила она. Но добраться до Кейна не успела. Огромный воин, весь в крови, ослепленный страшной раной, лишившей его глаз, незряче шатнулся прямо на свою царицу.
Она закричала, точно ошпаренная кошка, и пырнула его кинжалом, но руки ослепшего уже сомкнулись в судорожной хватке. Неистовым предсмертным усилием черный гигант взметнул женщину высоко над головой... Последний крик последней царицы Негари был внятно различим даже сквозь безумный шум битвы. Страшный удар о камни отбросил ее мертвое, изломанное тело под ноги Кейну.
Соломон вихрем взлетел наверх по черным ступеням, глубоко истертым шагами несчитанных жрецов и их жертв. При его приближении верзила в маске, окаменевший в неподвижности, вновь пробудился к жизни. Живо нагнувшись, он подхватил оброненную рапиру и яростно ткнул ею в наседавшего англичанина. Но быстрота движений Соломона Кейна была такова, что немногие из людей могли.с ним равняться. Мгновенный уклон, разворот наделенного стальной гибкостью тела, и клинок безобидно просвистел мимо, скользнув между его боком и рукой. Оказавшись лицом к лицу с дикарем, Кейн обрушил тяжелое пистолетное дуло прямо в гущу шевелящихся перьев, одним ударом сокрушив и убор, и пеструю маску, и череп под ней.
Прежде чем повернуться к девушке, давно потерявшей сознание на алтаре, Кейн отшвырнул изуродованный ударами пистолет и выдернул свою рапиру из руки мертвеца, все еще сжимавшей ее. Рукоять знакомо легла в ладонь, и англичанин сразу почувствовал себя уверенней.
Бедная Мерилин лежала совсем неподвижно, обратив белое как смерть личико к луне, невозмутимо освещавшей всю эту потустороннюю сцену. Кейн сперва решил уже, что жизнь покинула девушку, но потом коснулся ее шеи и ощутил слабое биение пульса.
Он разрезал путы и со всей мыслимой нежностью поднял Мерилин на руки... но тут же выронил снова: навстречу ему по ступеням, невнятно стеная и бормоча, карабкалось окровавленное чудовище. Оно благополучно наткнулось с разбегу на выставленный клинок и, раздирая руками смертельную рану, опрокинулось обратно в багровый водоворот, из которого выползло.
Алтарь, на котором стоял Кейн, поколебался, и сила неожиданного толчка бросила пуританина на колени. Он с ужасом увидел, что Башня Смерти начала раскачиваться взад и вперед.
Казалось, сама При рода затеяла жуткий и таинственный ритуал, и это дошло даже до расстроенных мозгов двуногих зверей, бесновавшихся и рвавших один другого у подножия алтаря. В их бессвязные вопли вкралась новая нота, и в это время Башня Смерти снова накренилась вперед... все дальше и дальше, с величавой медлительностью... и наконец оторвалась от своего скального постамента и обрушилась на площадь с таким грохотом, как если бы рухнул весь мир. Дождем посыпались громадные глыбы и свистящие осколки камней. Они несли в визжащую толпу безумцев смерть, смерть, смерть.
Один из обломков разлетелся в прах, ударившись об алтарь совсем рядом с Кейном и с головы до ног осыпав его каменной крошкой.
— Землетрясение!.. — ахнул пуританин, сгреб в охапку бесчувственную девушку и понесся вниз по ступеням, которые раскалывались прямо у него под ногами. Поддерживая Мерилин одной рукой, другой он рубил и колол, прокладывая себе путь, разгоняя с дороги озверевших дикарей, — их, потерявших всякий человеческий облик, даже подземная буря не могла уже привести в чувство.
Дальнейшее было сплошным кровавым кошмаром, которого Кейн никогда впоследствии толком припомнить не мог. Он бежал и бежал куда-то извилистыми узкими улицами, на которых шла всеобщая битва, а над ним раскачивались титанические стены, и черные колонны падали совсем рядом, круша все живое и неживое, а под ногами вздымалась и опадала земля, и в грохоте рушащихся башен, казалось, погибал мир.
Существа, отдаленно напоминавшие людей, тянули к нему окровавленные когти и исчезали, отброшенные в небытие его стремительным клинком. Падающие камни рвали и ранили его тело. Он как мог оберегал девушку, закрывая ее собой и от неразумной стихии, и от еще менее разумных двуногих...
И вот наконец, когда даже и его выносливость близка была к своему пределу, он увидел перед собой внешнюю стену города, аспидно-черную, расколотую трещиной от фундамента до парапета. Стена раскачивалась, вот-вот собираясь упасть. Кейн ринулся в эту трещину, напрягая остатки сил в одном последнем рывке. Он едва успел выскочить с другой стороны, когда стена рухнула внутрь, рухнула сразу по всей длине, одной гигантской черной волной.
В лицо Кейну дул ночной ветер, за спиной слабел грохот, доносившийся из обреченного города. Шатаясь от изнеможения, он побрел по тропинке между холмами, все еще ходившими ходуном...
Глава седьмая
ВЕРА СОЛОМОНА
Рассветная свежесть показалась Кейну прохладной рукой, коснувшейся лба. Англичанин полной грудью вдыхал утренний ветер, налетавший из джунглей, чьи кроны колебались далеко внизу, у него под ногами, и чувствовал, как покидают разум видения пронесшегося кошмара. Ветер нес мускусный запах загнивающей растительности, но для Кейна он был что живая вода. По крайней мере, это естественным путем разлагалась добрая зелень, выросшая на воле. Здесь не было того гнусного запаха увядающей древности, которым дышат стены давно вымерших городов... Кейн невольно содрогнулся при мысли о
