Генри Олди - Приют героев

– И в домовинку красное яичко подкинуть… с льняным клочьём…

– За яичко «ТТэшки» тебя самого… за красное…

– А я тихонько…

– Запомните, юноша: цель, даже наиблагороднейшая, не оправдывает сомнительных средств! Яичко он… тихонько он… Нет уж, будьте любезны, поднимайте, как все!.. без подмётных яиц!..

– Удрал, зараза! Я его сделал, отвернулся, а он, кобелина, на моего коня и дёру!

– Куда?

– Жениться приспичило! Свербит у него! К невесте поскакал! На войну уходил, клялся: вернусь, мол! Откуда ж я знал, что он принципиальный?

– А невеста?

– Да что ей сделается, корове? Она хоть за кого рада… пока ждала, троих родила…

– Патологоанатом, хотя и был фанатом, но из любви к пенатам не брал работы на дом…

– Златоуст! пиита! еще!!!

– После тяжелой и продолжительной болезни…

– Думай о болезни!.. думай!.. чахотка там или джига боцмана Пью… и руками вот так…

– …волею судеб разлученный с Отчизной… несмотря на телесную немощь, преследовавшую его весь остаток жизни…

– Ты некролог или благовест?! На полтора тона ниже! Взором, взором проницай…

– Община глубоко скорбит об утрате…

– Воображай объект… подробней, в деталях… и «крендель» вплетай, с присыпкой…

– …приносит искренние соболезнования семье и друзьям покойного…

– Уже лучше!.. и руками, руками делай… Кстати, кого хороним?.. и хорошо бы во сне повторить…

– Во сне, господа, не надо. Читать во сне некролог о незнакомце или о том, кого вы знали мельком – к получению наяву двух взаимоисключающих указаний. Оно вам надо?

– Сударыня! Вы мантисса? Какое счастье! Скажите, а правда, что прочесть во сне некролог человеку, уже умершему – к значительным расходам?

– И даже к долгам.

– О! Благодарю, благодарю… интересная трактовка…

– Сударыня вигилла, давайте присядем где-нибудь… заморим червячка…

– В пятой лаборатории? Нас там самих заморят… червячков…

– Вы, сударь малефик, двужильный! А я есть хочу! Я не завтракал…

– О! «Едальня»! М-м… клянусь Добряком Сусуном, так и написано: едальня…

– Коллеги! Сюда! Я вам столик занял!

– Фрося! В смысле, гроссмейстер Эфраим! Как мы рады вас видеть…

– Да идите же… малый неживой товарищ, сообразите нам на четверых…

– Есть, набольший живой товарищ Эфраим!

– Нет, есть будем мы, а вы несите, пожалуйста… И кисель, кисель не забудьте!..

– Костяника? Цидония? Слабительный?

– Овсяный… Люблю кисель!

– Как спалось, зубарь?

Вздрогнув, Конрад лишь мигом позже сообразил, что голос Малого доносится из-за стены. Шельма-клиенталь сэкономил на перегородках между комнатами: стены лишь на вид производили впечатление толстых и прочных. Да и Кош, будем честными, тихо разговаривать попросту не умел.

Ответа пульпидора барон не расслышал.

– …Уж будь уверен, не сунутся! Это я тебе говорю! Да мы со светлостью их вдвоем…

Барон принялся одеваться, невольно навострив уши. Подслушивать, конечно, скверно, но не затыкать же уши восковыми пробками, в самом деле? Интересно, а соседи слышали их разговор с ловцом снов? Пожалуй, могли списать на помешательство.

– …Ага, всей компанией идем. К Черно-Белым. Ну, к Черным! От которых ты вчера драпал…

«Вот же болтун! – разозлился Конрад, придирчиво рассматривая собственные ногти. Верхний крючок камзола никак не лез в петельку, а ногти барон жалел. – Сейчас первому встречному все и выложит.»

– …Аспида воевать, вот зачем! Должок за ним…

В низком голосе Коша звучала мрачная угроза.

– …Ха! С нами связаться – готовь сразу гроб! Собаку видел? Ее даже я боюсь! А старуха?! Бабушка Нижней Мамы!.. ну и мы со светлостью… Светлость? Ха! Рубака, сорвиголова! Он в этом… как его… в Надзоре служит. Самый главный! В отпуске сейчас…

– В Надзоре?! – неожиданно пробился сквозь стену визг Рене, тонкий и пронзительный. – В Надзоре Семерых?!

«И что он так разволновался?» – с удивлением подумал обер-квизитор, оправляя манжеты.

– Если тебя, зубаря, в расчет брать, – хохотнул Кош, – аккурат Семеро и получится!

За стеной наступила тишина. Барон подошел к тусклому зеркалу, оценивая внешний вид, и остался доволен. Для столицы – терпимо, а для похода – более чем пристойно. Особенно радовал тот факт, что зуб совершенно не болел, а опухоль спала, как и не было. Не зря пульпидора спасали: за доброе дело воздалось сторицей.

– Медальон!

– А?

– Мой медальон! Пропал…

В вопле Рене сквозило отчаяние приговоренного к казни.

Конрад нащупал на груди подобранный вчера трофей. Так вот кто хозяин, оказывается. Надо порадовать горбуна: нашлась его пропажа. Соберемся за завтраком…

– Не боись, найдем. Железяку нашли, и медаль отыщем, – басил за стеной Кош, успокаивая. – Собаку по следу пустим…

Появившись в дверях трапезной залы, горбун выглядел так, будто на него обрушился Овал Небес, вылилась вся мировая скорбь из горшка Трехногой Плакальщицы, а Ползучая Благодать лично сообщила, что намерена во веки веков обходить Рене стороной.

Конрад поспешил навстречу:

– Я хотел спросить вас, сударь Кугут… Не ваша ли это вещица? Я вчера во дворе подобрал.

Барон извлек медальон, предусмотрительно спрятанный в карман камзола, и глазам не поверил: безделушка сменила цвет на лаково-черный! Обер-квизитор ясно помнил, что еще недавно медальон был девственно-белым. «Магическая штучка, – с опозданием дошло до него. – Для колдовских амулетов перемена цвета, небось, дело обычное. Или так: у кого зуб болит, тому медальон белый, у кого не болит – черный…»

Однако поведение Рене поразило барона куда больше цветовых колебаний медальона. До сих пор из всех, кого знал Конрад, столь быстрая смена настроений была свойственна лишь рыжему хомолюпусу.

– Вы даже не представляете, как я вам признателен! Вы меня просто спасли! Я думал: все пропало… Как? Почему? Вы его мне возвращаете?!

Вселенское горе, бурная радость, и сразу – недоуменная растерянность.

– Разумеется. Он же ваш?

– Мой. Но…

Пульпидор испытующе смотрел на обер-квизитора. Словно тщился уразуметь: по какой загадочной причине барон возвращает амулет законному владельцу? Неужели юноша привык иметь дело исключительно с бесчестными негодяями? Жаль, если так…

– Разумеется, возвращаю. Не в моих, знаете ли, правилах присваивать чужое имущество. Вас это удивляет, сударь?

– Я думал… Впрочем, вам, конечно, виднее. Еще раз большое спасибо.

Конраду осталось лишь пожать плечами. На редкость неуравновешенный молодой человек. Издержки профессии?

Когда завтрак подходил к концу, горбун, угрюмо молчавший во время трапезы, внезапно заявил: