Мария Версон - Южная Грань

- Ты не просто уничтожила их город, ты принудила к этому моего ребенка, и она стала такой же фанатичной и нездоровой как ты.

Глаза монахини округлились. Она и подумать не могла, что он все это знает. Он всё знает.

- Четыреста семнадцать лет назад я подарил тебе ребенка, Монтера. И мы оба знали, что для меня это может обернуться гибелью, но нет, я лишь впал в спячку. Долгую спячку. Годы я находился здесь, в этой пещере и питался лишь водой. Тело мое было мертво, но я по-прежнему все слышу, Монтера.

У неё по глазам крупными бусинами потекли слёзы.

- Я слышал плачь моей новорожденной дочери, слышал, как ты её учила, и слышал, как ты отдала ей приказ каким бы то ни было образом отыскать племя сайлантов.

Она открыла было рот, но поняла, что сказанное ею сейчас не будет иметь смысла.

- Я знаю, ты хочешь сказать, что сайланты - отпрыски народа теней, жившего на юге. Что они - угроза, а главное - скверна, пятно на книге бытия. Я понимаю твою природную, а точнее сказать, стихийную ненависть к ним, ведь они - тень, а ты элементаль сияния. Но как ты посмела продолжить истребление племен народов стихий? Ты истребила кошек потому, что они скрыли от тебя местонахождение сайлантов. Это - не защита людей, это простая человеческая кровожадность и одержимость. Навязчивая идея о невозможной и несуществующий стихийной чистоте. Ты такая же, как и твоя сестра.

Он произносил слова с остающимся в нем невозмутимым спокойствием, и это пугало Монтеру. Она все никак не могла пошевелиться, слушая пересыщенные презрением слова любимейшего ею существа.

- Я подарил тебе ребенка, и она обрела духа, новорожденного духа, ни разу не приходившего в этот мир. Вместе с моей кровью в её жилах, она могла бы восстановить разрушенный войной порядок и вновь возродить племена элементалей. Вернуть и мой народ. Но ты сломала её, а миру и порядку предпочла истребление, прикрываясь идеей защиты людей, презираемых тобой едва ли меньше, чем сайланты. - Он широко распахнул глаза, и их медный цвет чашей презрения умыл лицо монахини. - Ты любишь одну себя...

- Я люблю тебя!

- И заботишься исключительно об исполнении собственных целей. Прошло то время, когда маленькая девочка Монтера мечтала постичь все тайны сияния и поделиться этим знанием. - Он игнорировал её слова и громкие всхлипы, которыми она заполонила пещеру, где раньше Одераричи наслаждался тишиной и журчанием воды. - Ты - не Бог, ты всего лишь человек. Бесспорно сильный, талантливый, но человек. Истинный Бог уже ступил на эту землю, и я уверен, что когда он заявит о себе, каждый получит то, что заслужил. И я. И ты.

Руки монахини, перемазанные грязью, утирали с лица слёзы. В одно мгновение Визы перестала плакать, поняв, сколько глупо и жалко она сейчас выглядит. Уже очень давно Монтера поняла, что покорить такого мужчину как он - задача для неё столь же сложная, как для простого человека, не наделенного духом, покорить природную стихию. Ею невозможно управлять, к ней нужно приспособиться, жить вместе с ней, понять её. Понять его. Не одну сотню лет, грозная в своем величии, монахиня, взявшая себе имя Веллизы, пыталась понять змея, который заставил её полюбить, но она была простым человеком, не могущим ничего сделать холодному разуму, не обремененному эмоциями и чувствами.

Сидя на холодном камне и давя в себе слезы, зная, что где-то там её ученики, а так же и их ученики, борются с силами, о которых им ничего неизвестно, и рискуют своими жизнями, она обходила эти мысли и возвращалась к теплому чувствую, горящему в её сердце так же ярко, как и сотни лет назад. Сейчас она больше всего боялась услышать от него слова:

- Убирайся. - Сказал Одераричи, опустив голову, и волосы снова скрыли его лицо.

Одним этим словом, ему, существу лишенному каких-либо эмоций, удалось выразить все своё презрение в её адрес.

Несколько минут Веллизы смотрела на медные и черные пряди, скрывающие любимое ею лицо. У неё ушло немало сил, чтобы понять: он больше никогда её к себе не подпустит, никогда с ней не заговорит, и даже не посмотрит в её сторону. Ей было больно от этой мысли, но она понимала, что единственное, что не позволяет ему оборвать её жизнь, была кровь. Кровь матери Веллизы, бывшей единственным человеком перед которым Одераричи, последний из народа древних змей, склонил голову.

Быть основателем учения сияния, быть основателем города, где построили первый во всей Оране монастырь, где был основал Храм Сияния, где родился первый в известном человечеству мире медиум. Имея все это, и даже больше, за спиной, Веллизы сидела на холодных камнях у побережья моря Сайланте и снова плакала. Одна за другой, соленые бусины градом катились по её щекам и подбородку.

Осень, прохладно, дул морской соленый ветер. Визы положила сложенную в несколько раз мантию на камни, села сверху и по колено погрузила ноги в чистую холодную воду. Желая смыть с себя грязь, она поелозила икры и замерла: горечь укутала её, не давая возможности даже согреться.

И в голове великое ничто. Пустота. Ни тени мысли, только лишь лицо змея и его слова, перепутавшиеся между собой, но по-прежнему имеющие смысл.

В нескольких метрах от замершей, но не замерзшей женщины шел юноша. Он уже не первый час ходил вдоль берега. С грустью в глазах, бывшей едва ли меньше чем у Визы, он взирал на спокойную поверхность моря и жадно вдыхал солёный воздух. Он думал о доме, куда ему больше нет пути.

Увидев бледную, сереющую на глазах женщину, он не сорвался с места, но стал идти в несколько раз быстрее. Оказавшись в метре от неё, он произнес своим уже не мальчишеский, но ещё не мужским голосом:

- Вы в порядке? - Его рука легла ей на плечо, и вдруг он в ужасе чуть было не вскрикнул: температура её тела упала на несколько градусов ниже нормы. Юноше хватало одного прикосновения чтобы это понять.

Веллизы подняла голову от колена и взглянула на улыбающегося ей юношу. Это был парень лет семнадцати, с длинными иссиня-черными волосами, собранными в высокий конский хвост за спиной. Его кожа оказалась цвета серее, чем у монахини сейчас, только отдавала слегка синевой, а глаза взирали на неё двумя бусинами, рисунок которых походил на лунное затмение. Юноша носил длинный темно-сиреневый плащ, обшитый по краям кожей, из-под него, хоть тот и был застегнул, выглядывала того же цвета плоская юбка, прячущая под собой ещё и брюки. Слева, на боку, закрепленный несколькими тонкими ремнями, пришитыми к плащу, висел резной кинжал.

Тусклые глаза Веллизы вновь обрели свой цвет, и у неё всерьез отвисла челюсть.

- М-малыш, - от неожиданности она стала даже чуть заикаться. Краешки её губ изогнулись в кривой, не сулящей юноше ничего хорошо улыбке. - Ты... ты живешь здесь?