Николай Романецкий - Узревший Слово

Пораженный Свет заметил, что в последней фразе она воспользовалась местоимениями, каких не было в словенском языке. Он и придумал-то эти местоимения лишь вчера вечером, по примеру некоторых западноевропейских языков — таких, как германский и франкский.

— Удивляться не приходится, — продолжала она. — Разве Бог, никогда не любивший, Бог, не познавший в своей жизни ни одной женщины, мог создать мир, в котором правит Добро?

И все-таки Свет ей не верил. Ведь никогда не было такого, чтобы волшебник хоть что-нибудь создавал! Кроме ментальных воздействий, называемых заклинаниями… Прямое созидание не входило в задачу волшебников. Помочь — да, но создавали-то другие.

— Вы не подумайте, что я жалуюсь, — продолжала Вера-Криста. — Я благодарна вам за то, что вы породили меня, за то, что для моей жизни вы отдали частичку себя. Ведь я — часть вашей души, не востребованная женщиной. Просто у других волшебников она погибает безвозвратно, а вы — пусть сами того не желая и стремясь лишь к спокойствию — сумели дать ей жизнь. Так что не удивляйтесь, что я знаю и умею все то, что знаете и умеете вы.

Свет помотал готовой:

— Вы красиво рассказываете, девица. Но я вам не верю. Ведь сцену группового изнасилования Кристы я даже еще до конца не написал. Этот сюжетный ход пока лишь в моих мыслях. И взят, кстати, из вашей памяти, когда я пытался излечить вас от амнезии.

Она посмотрела на него тем самым, поразившим его взглядом, пронизывающим и всепрощающим. Который он собирался подарить своей Кристе…

— Для вас это только сюжетный ход в романе, а для меня жизнь. И мне бы не хотелось, чтобы та Криста, которая появится на бумаге, пережила все то, что пережила я, Криста, рожденная вашими мыслями. К сожалению, для этого вас нужно убить, а это невозможно. По крайней мере, для меня невозможно. — Она грустно улыбнулась. — Для моей совести немало уже то, что из-за меня отравился ваш бывший друг.

— Ну уж о нем-то не беспокойтесь, — с сарказмом сказал Свет. — Я всегда знал, что он кончит каким-нибудь подобным образом. Слишком уж большое место в его жизни занимали женщины.

Она грустно улыбнулась:

— Удивляться нечему: ведь он тянул на себе тот груз, от которого судьба освободила Светозара Смороду.

— Если послушать вас, так получается, что я Бондарю еще и обязан. — Свет поморщился. — Нет уж, хватит с меня его зависти.

Она снова грустно улыбнулась:

— Все мы кому-то чем-то обязаны. Ведь если жизнь одному прибавляет, от другого она должна отнять. Так что не гордитесь своим Талантом — он достался вам лишь потому, что кого-то боги оставили бездарным. Но на его месте вполне могли оказаться и вы.

Свет недовольно крякнул, но был вынужден признаться себе, что во многом она права. Если не во всем… И решил закинуть пробный камень.

— А если предположить, что все рассказанное вами является правдой, то что, по-вашему, я должен сейчас сделать?

Она встала со стула, подошла к Свету и заглянула в глаза, в самую их глубину — словно хотела понять, действительно ли его интересует последний вопрос.

— Вы собирались проверить на практике действие открытого вами заклинания. Вот и проверяйте.

Свет оторопел:

— Но ведь я собирался воспользоваться для этого вашей помощью…

— Что ж… — Она смотрела на него со всей серьезностью, и Свет был благодарен ей за эту серьезность. — Я не намерена отказывать вам в помощи.

Одним стремительным движением она скинула платье и предстала перед ним в своем первозданном виде — при локонах и кудряшках.

— Мне слишком часто приходилось проделывать это в той жизни, чтобы я не могла попробовать еще раз. — Она была все так же серьезна. — Но вам придется поласкать меня.

— О Велес! Я же ничего этого не умею!

— Не боги горшки обжигают. — Она легла на кушетку. — Раздевайтесь.

Свет разделся.

— Ложитесь рядом со мной.

Свет лег.

— Обнимите меня, поцелуйте.

Свет, не сдержавшись, поморщился:

— А как я пойму, что заклинание работает хорошо?

— Поймете, когда придет время. Это не так трудно, как вам кажется. — Она улыбнулась. — Кстати, если вам противно меня целовать, можете просто погладить руками, везде, где хочется.

Да нигде мне не хочется, подумал Свет. Но промолчал. Послушно принялся гладить ее тело. Она заворочалась, подставляя его ладоням разные участки своего тела, провела языком по его груди. И сказала:

— Я готова.

Свет достал из баула Волшебную Палочку, собрался с духом, сотворил заклинание. И тут же почувствовал, как уперся его корень — только не в штанину, как вчера, а в гладкое стегно Кристы. Аккуратно положил Волшебную Палочку назад, в баул.

Криста легла на спину, потащила его на себя, взяла в руку корень, нажала пятками на Световы ягодицы. И Свет почувствовал, как твердый корень вошел во что-то теплое и влажное.

Происходящее ему активно не нравилось. Впрочем, долги отдавать не нравится никому, но не отдающие многое теряют. Порой не только лицо, но и жизнь… И потому Свет терпел.

Глаза Кристы подернулись странной дымкой, а потом она и вовсе зажмурилась. Свет хотел спросить, что надо делать дальше, но не успел: тело его, догадавшись само, дернулось. По всему было видно, что оно не ошиблось — Криста прикусила губу и застонала. Стон был таков, что Свет сразу понял: стонет она не от боли, а от счастья. Так продолжалось некоторое время, а потом она, вскрикнув, содрогнулась. Открыла глаза, прошептала:

— Ну, поняли?

— Не знаю, — сказал Свет.

Тогда она вновь зажмурилась и сотворила заклинание, то, которое в пятницу применил к Репне Бондарю сам Свет. Свет собрался было слезть с нее, но корень его не стал от заклинания меньше. Более того, Свет почувствовал, что ему приятно это необычное влажное тепло. Ведь, в конце концов, в подобном тепле зародилась и его, Светова, жизнь. И теперь Свет прекрасно понимал причины, по которым Репня не прошел когда-то испытание Додолой. Ему даже пришло в голову, что, окажись он тогда способен испытывать подобные ощущения, то не прошел бы испытания и сам. И не очень бы огорчился, потому что занятия волшебством никогда не были столь приятны, как это.

А дальше становилось все приятней и приятней, и наконец тело его прострелила невыносимо сладкая боль. И когда семя Света, пронизав его наслаждением, излилось в кладезь Кристы, она исчезла.

Ошарашенный Свет вскочил на ноги. И все понял. Нет, не понял — почувствовал.

Она вовсе не исчезла. Она вошла в него, вернулась туда, откуда явилась в подлунную.

— Вот и все, — прозвучал в ушах Света голос Кристы. — Именно этого я и добивалась. Теперь вы не властны над тем миром, в котором я, по вашей воле, родилась. И дальше его люди пойдут своим путем.