Гай Юлий Орловский - Ричард Длинные Руки – рейхсфюрст

Когда достаточно помучилась, я небрежно поддел носком под пятку, сбросил один, потом и второй.

— Так, это не умеешь, — определил я безжалостно. — А поднять и поставить возле кровати сможешь?

Она поднялась, злая и надутая.

— Смогу…

— Но тогда поставь. А я посмотрю. А то и это вдруг не сумеешь.

Сапоги она поставила рядышком один с другим, носки в сторону двери, пятками к кровати.

Я мотнул головой:

— Ну, а теперь, когда потрудилась, как никогда в жизни, у тебя аппетит будет лучше.

Она ела мороженое молча и сердито, зыркала исподлобья. Я почти не обращал на нее внимания, она здесь лишь как якорек для браслета Иедумэля. Чтобы из Эльфийского Леса или вообще, где бы ни странствовал, мог одним поворотом колец оказаться здесь, возле нее.

Судя по виду из окон, город достаточно спокоен. В том смысле, что горожане просто сидят по домам. Никаких баррикад и нападений на отряд, взявший власть в свои руки.

— Прекрасно, — сказал я. — А утром уходим.

Она смотрела, как я раздеваюсь и ложусь, потом так же точно, копируя меня, сбросила одежду и легла рядом прежде, чем я успел выставить шлагбаумно руку.

— Эй–эй, — сказал я наконец строго, — брысь с постели, существо чирикающее!

Бобик поднял голову и посмотрел на нее ревниво и сердито. Она повернулась ко мне, глаза огромные и сердитейшие, не такое уж и трусливое существо.

— Это почему? — спросила она требовательно.

— Потому что ты, — объяснил я, — еще несовершеннолетняя. Тебе сколько лет? Еще и ста нет?.. Ну вот!

— Я не сказала, — возразила она, — сколько мне лет.

Я вытаращил глаза:

— Ну, в самом деле все женщины одинаковы… Тем более, тебе нельзя спать со мной в одной постели.

— Почему?

Я вздохнул:

— Я обещал твоей матери, что верну тебя в целости и сохранности. И что будет, если вернешься с вот таким пузом?

Она охнула, глазища, и без того огромнейшие, стали как два блюдца, заискрились восторгом.

— Правда? Так можно?.. Это же здорово!

— Ну, — пробормотал я, — знаешь ли, о таком лучше твоим родителям знать, здорово это или не совсем. У нас за такое вообще–то морду бьют.

Она в изумлении ухитрилась распахнуть глазища еще шире, вообще на полмордочки.

— Что за странный выверт культуры? Это у людей что–то ритуальное, да?

— Еще как, — согласился я со вдохом. — Непременный ритуал. Обязательный. С красочными формулировками, богатыми экспрессией… Если не побить морду, народ скажет насчет отсутствия заботы о дочери. Пусть и запоздалой. Мол, да, не уследили, но зато потом вон как убиваются…

— Странно как, — проговорила она озадаченно, — у нас все наоборот. Те эльфийки, что сумели родить, нарасхват.

— Ну, — сказал я, — вы же высшая раса и, как слоны, беременеете в нормальных условиях раз в сто лет, а то и в тысячу!.. Ну, а с ненормальными… это я о людях, у вас все ускорится. Потому я и берегу тебя.

— Разве это оберегание? Это издевательство!

Я сказал мягко, но твердо:

— Слушай, кролик крупноглазый. Мы в мире людёв. Значитца, руководствуемся их правилами. Эльфам тоже в какой–то мере придется… ну, за исключением, когда они входят в свой дом и закрывают за собой двери. Там да, вступают в действие ваши местные, ах–ах, правильные законы.

Она сказала озадаченно:

— Погоди… но ты же конт Астральмэль?

Я кивнул, хотел было сказать, что я еще и тролль, но это будет слишком, с испугу обмочит всю постель, проговорил с достоинством урожденного эльфа:

— Во мне эльфизма больше, чем в ста тысячах эльфов…

И троллизма, добавил молча, чем в ста тысячах троллей. И огризм в наличии, все огры бы ахнули, и вообще всего–всего и много, потому что я человек, во мне все, целая вселенная, широк человек, широк, сузить бы, но Творцу виднее, нам ширь для того и дадена…

Она покопошилась в постели, потом положила мне на плечо голову, закинула почти на грудь заднюю лапку, согнув в колене, и тут же засопела, по–детски приоткрыв рот с пухлыми, даже толстыми, но безупречно вырезанными губами.

Я в недоверии прислушайся, но в самом деле существо столько насмотрелось и наслушалось, что спит, как убитое, даже лапками не дрыгает.

Ладно, пусть спит, пока подумаем, что надо сделать… В пределы герцогства уже наверняка вторгся и отряд сэра Растера, а в нем тролли, новая головная боль. В Сен–Мари за это время должна идти активная работа по укреплению позиций герцога Готфрида на трон, даже император вынужден будет пойти навстречу волеизъявлению лордов королевства… особенно если и Кейдан поддержит кандидатуру герцога, властелина Брабанта… деятельность ордена Марешаля должна распространяться на все территории, где я имею влияние, но я тоже должен быть в его руководстве, это слишком огромная сила, чтобы действовала вне моего контроля…

Бобик поднял голову, глаза моментально вспыхнули страшным багровым огнем. Я не успел даже моргнуть, как он из положения лежа совершил длинный прыжок в мою сторону, я инстинктивно напрягся, ожидая встретить удар тяжелого, словно стального тела в мягкой шкуре…

Адский Пес в прыжке наткнулся на что–то незримое для меня, что остановило его, однако придавил это нечто и грозно рычал, глядя в пустоту под собой.

Я ухватил меч у изголовья и соскочил к нему. Под его лапами проявился распростертый мужчина, руки раскинул крестом, а Бобик прижал его лапами и, страшно оскалив зубы, рычит прямо в лицо с прямой и недвусмысленной угрозой.

Я быстро посмотрел на дверь, по сторонам, следов никаких, нет сомнений, что это лазутчик высшего класса, проник вообще как–то неведомо, что пугает больше всего.

— Лежать, — велел я жестко. — Не двигать даже пальцем. Губами не шевелить. И даже не думать что–то сделать…

Он не шевелился, я осторожно обыскал его одежду, прощупал не только карманы, но и складки жипона, штанов.

— Ладно, — сказал я наконец. — Бобик, отпусти, но следи. Как только он… в общем, рви на куски. А ты — сними сапоги. Не вставая! И — медленно, осторожно! Чуть ускоришься…

Я убрал меч, взял в руки малый арбалет, который все считают игрушечным.

Ему пришлось повозиться, снимая тесные сапоги в положении лежа, но Бобик всякий раз порыкивает, а я держал арбалет нацеленным в грудь незваному гостю.

Его глаза расширились, арбалет вроде бы знаком, хотя все мои рыцари посмеиваются над его несерьезным видом.

Когда он остался босым, я велел зло:

— А теперь раздевайся!

Он впервые подал голос:

— Но… зачем?

Я рыкнул не хуже Адского Пса:

— Вопросы задаю я! Если холодно, вот на спинке кресла мой халат. Больше ничего тебе не понадобится.