Игорь Чужин - Уйти чтобы не вернуться (СИ)

– Да, боярин Кирилл спесью своей известен, да только и батюшка твой муж был суровый, да и ты весь в отца как я погляжу. Если я меж тобой и Кириллом встряну, то из меня только юшка брызнет, вот я и сомневаюсь!

– А ты не сомневайся! Мое слово верное! Если хочешь в Псков возвратиться и достоинство свое вернуть, то вот тебе мое ручательство. В Новгороде ты всегда пришлым человеком будешь, а у тебя сын в возраст вошел, и дочь уже в невестах ходит! Неужто ты не хочешь для них лучшей доли?

– Твоя правда, Александр! В Новгороде меня дальше посада никто не пустит и дети мои всегда в примаках будут, а в Пскове Михаила Жигаря каждая собака знает и шапку я там ни перед кем не ломал. Вот тебе моя рука. Если поднимемся то вместе, а сгинем, значит не судьба нам в хоромах боярских пировать! – сказал Жигарь и протянул мне свою руку.

– Михаил я рад, что ты принял мое предложение и клянусь Богом, от слов своих не отступлю! – ответил я и пожал протянутую руку.

После решения вопроса о взаимном доверии мы распределили между собой обязанности, после чего вместе уехали в усадьбу Еремея Ушкуйника, чтобы окончательно принять подаренную Ионой усадьбу под свой контроль.

Глава 21

Неожиданное повышение моего социального статуса, конечно, тешило самолюбие, но одновременно с обретением боярского звания закончилась и моя спокойная жизнь. Меня снова закрутило в водовороте дел и забот, однако на этот раз я пахал как проклятый не в одиночестве, а вместе с проверенной командой единомышленников, которым не нужно было все постоянно разжевывать и класть в рот.

Обустройство усадьбы, названой с легкой руки теперь уже 'тысяцкого' 'Словенского конца' Никифора Сторожевского 'Томилиным подворьем', полностью взял на себя Михаил Жигарь. В колесной мастерской заправлял сын Михаила Андрей, а я занялся решением технических проблем и общим руководством.

Неожиданно, весьма важную роль в моей новоявленной боярской администрации занял, до этого старавшийся держаться в тени, Мефодий Расстрига. Бывший монастырский послушник, который в обществе служителей Господа чувствовал себя как рыба в воде, стал посредником в нашем взаимодействии со службами архиепископа Ионы.

Практически вся жизнь Расстриги прошла в монастыре, и только обвинение в ереси его родного отца, а затем татарский плен не позволили Мефодию стать священником. Жестокий поворот в судьбе резко изменил жизненные ориентиры и мировоззрение набожного паренька, а близкое общение с пришельцем из будущего, окончательно подорвало слепую веру Мефодия в непорочность служителей церкви. Расстрига был единственным грамотным и начитанным человеком в моем ближнем окружении, а поэтому именно он стал обучать своего полуграмотного командира чтению и письму.

Любому человеку необходимо живое общение, и я часто вел с Расстригой продолжительные беседы о смысле бытия, а также от скуки посвящал бывшего монастырского послушника в истинное устройство окружающего мира. Не зря люди говорят, что: 'с кем поведешься от того и наберешься', вот и попал парень в сети изощренного словоблудия 21-го века.

По меркам древней Руси, я обладал энциклопедическими знаниями, которые поражали Мефодия до глубины души, и парень уже давно принимал все мною сказанное на веру, хотя я временами нес откровенную околесицу. Хотя я и не ставил перед собой цели разрушить сложившееся мировоззрение набожного паренька, но Расстрига под моим влиянием переосмыслил навязанные ему в монастыре моральные ценности и у него начали появляться серьезные сомнения в церковных догматах.

В общем, Расстрига постепенно превратился из забитого монастырского послушника в бунтаря, который жаждал вступить в сражение за веру Православную. Во время похода в Любек Мефодий открыл мне свою метущуюся душу. Это произошло на пятый день путешествия, когда мы стояли Расстригой ночную вахту и экипаж 'Чуды-юды' заснул.

Чтобы скоротать время я вел с Мефодием ничего незначащую беседу на философские темы, но парень неожиданно заявил, что я открыл ему глаза на несправедливость окружающего мира, и он хочет нести на Русь истинную веру Христову. Я сразу понял, что сбил своим словоблудием юношу с толку, а поэтому плотно занялся разъяснительной работой, объяснив, с какими трудностями придется столкнуться Мефодию на этом поприще. Увы, но переубеждать Расстригу было уже поздно!

Русский народ издревле славится соей духовностью, русского человека хлебом не корми, а дай пострадать за веру Православную или какую-нибудь другую идею, причем никому не важен конечный результат – главное сам процесс!

Мефодий Расстрига был до мозга костей русским человеком, поэтому настолько проникся своей идей, что готов был взойти за нее на костер, а следом за ним на этот костер взошел бы и ваш покорный слуга. Фортуна не раз поворачивалась ко мне не только лицом, но и тылом, а потому я давно уже стал прожженным циником, который предпочтет простудиться, напившись холодного халявного пива, нежели заживо сгореть на костре за идею.

Чтобы заставить новоявленного Мессию похерить свои опасные планы, я решил навести тень на плетень и прозрачно намекнул Мефодию, что сам исполняю на Руси тайную миссию, завещанную мне чуть ли не самим Андреем Первозванным. Для закрепления результата внушения и чтобы парень не надумал действовать по своему разумению, я громогласно заявил, что когда настанет срок, то поручу ему весьма ответственный участок в этой работе, а пока он должен беспрекословно выполнять мои приказы. Расстрига верил мне на слово, а поэтому не взял под сомнение мои слова и поклялся молчать как рыба. Мефодий с нетерпением ждал, когда же настанет час его жертвенного служения, а я загруженный под завязку повседневными заботами, просто забыл об этой проблеме.

Конечно пылкий юноша, оказавшись под моим дурным влиянием, не перестал верить в Бога, но парень рьяно занялся религиозным самообразованием и стал обращаться по непонятным вопросам к первоисточникам и ко мне. Углубленное изучение 'Нового Завета' и мои весьма спорные пояснения неясных вопросов, почти сразу вступили в противоречие с широко распространенными церковными догмами. Я, не думая о последствиях, эти сомнения поддержал, после чего Расстрига окончательно перестал принимать на веру двусмысленные толкования местными церковными авторитетами 'Святого писания'. Местные служители Господа через одного откровенно плавали в вопросах веры, так как рукописные книги изобиловали многочисленными ошибками, да и переводы Библии с греческого языка на церковнославянский, были зачастую просто безграмотными. Такое разночтение текстов 'Святого писания' в дальнейшем привело к 'Никоновскому расколу' в 'Русской Православной Церкви', но это совсем другая история.