Евгений Малинин - Маг

Машина тут же взревела двигателем и метнулаеь прочь из столицы.

Водитель «Волги», выжимая из машины все возможное, не отрывал глаз от дороги, а Антипов, повернувшись назад вводил в курс дела своих спутников.

– Наш Единый-Сущий сбежал из дома. Причем мы не знаем, когда это произошло, последний раз его наблюдали утром, то есть больше семи часов назад. Дорога у него одна – в известный вам санаторий. Там, конечно, есть наши ребята, только они вряд ли смогут его остановить. Вся надежда, что он достаточно долго провозится с переходом, я там наставил ловушек. Как только подъедем, Егор и Сергей, – он бросил взгляд на двух своих молодых спутников, – пойдут по периметру и проверят блокаду территории. Возможно, он подготовил себе отход в лес. Мы с тобой, – тут он посмотрел на пожилого мужчину с небольшим шрамом у виска и немигающими стальными глазами, – спустимся в подвал к переходу. Только уж я попрошу тебя, Кузьмич, поперек батьки в пекло не соваться, это очень серьезный противник! Вопросы есть?…

Вопросы были, и до самого поворота на Рузу в кабине шло уточнение и согласование предстоящих действий. Только когда машина, снизив скорость и погасив за ненадобностью мигалку, въехала под сень лесной дороги, Святослав Игоревич повернулся лицом к лобовому стеклу и в салоне повисло сосредоточенное молчание.

Наконец «Волга» медленно подкатила к знакомым металлическим воротам. Пассажиры быстро вышли из машины и гуськом прошли через чуть скрипнувшую калитку. Сразу за оградой двое молодых ребят двинулись в разные стороны вдоль забора, что-то нашептывая себе под нос, а Антипов со своим помощником зашагал по асфальту в сторону главного здания санатория. Когда они уже почти вышли из-под нависших ветвей на открытое пространство, Кузьмич легко тронул Антипова за локоть и показал глазами в сторону придорожных кустов. Приглядевшись, Святослав Игоревич увидел под кустами лежавшее мешком тело. Чертыхнувшись себе под нос, он перепрыгнул небольшой кювет и склонился над лежавшим. Кузьмич остался на дороге, слегка пригнувшись и внимательно обшаривая взглядом округу.

Через минуту Антипов вернулся и, пробормотав:

– Все в порядке, спит… – осторожно двинулся дальше. Приблизившись к зданию, они увидели вторую фигуру, лежавшую у самого крыльца. Только на этот раз осматривать ее не было необходимости – по неестественно вывернутой голове и скрюченной позе было ясно, что человек мертв. Антипов грязно выругался себе под нос, а Кузьмич молча скрипнул зубами и нервно потер руки.

Они уже вплотную приблизились к ступенькам крыльца, когда земля у них под ногами дрогнула, и из ее глубины донесся странный раскатистый рокот. Затем вздрогнуло старое двухэтажное здание санатория и из его окон с треском посыпались стекла, а следом, сквозь ослепшие рамы дом выдохнул густые клубы черного дыма. Казалось, вся копившаяся в нем веками пыль в одно мгновение вздыбилась и ринулась вон, на чистый воздух, боясь быть придавленной обломками разваливающегося здания.

Но здание не развалилось. Оно даже особенно не пострадало. Антипов, выпрямившись, постоял несколько минут на первой ступеньке крыльца, наблюдая, как клубы дыма медленно тают в вечернем застывшем воздухе, и только одно облачко, вдруг уплотнившись, потянулось ввысь, странно мерцая и переливаясь.

– Так, – тихо пробормотал Святослав Игоревич, – все-таки он ушел. – И шагнул вверх по ступеням к входным дверям. Кузьмич молча последовал за ним.

В подвале было сумрачно и прохладно. Из четырех ламп горела лишь одна, но и ее тусклого света было достаточно, чтобы осмотреть неоштукатуренные сухие кирпичные стены, затянутые в углах седой паутиной. Перехода не было, на месте тоннеля, вход в который пересекала змеистая зеленоватая трещинка, глухая красно-коричневая кирпичная стена ясно показывала всем сомневающимся, что она уже давно здесь стоит. Антипов постоял на каменном полу, хмыкнул и пошел прочь.

Они снова вышли на воздух. Дым рассеялся, и вечернее безмятежное солнце устало подбиралось к горизонту, явно готовясь «на боковую». Антипов достал из кармана легкой куртки мобильный телефон и устало проговорил:

– Оперативную группу в санаторий, с медиками… Да, возможно, есть пострадавшие, один убит точно.

Спрятав телефон, он прикрыл глаза, словно погрузившись в дрему, но через секунду тряхнул головой и повернулся к своему молчаливому спутнику:

– Ну что ж, сегодня мы опоздали… Пора возвращаться, я скомандовал ребятам отбой, они идут к машине.

К воротам санатория вся четверка подошла практически одновременно. Они молча забирались в машину, и тут водитель вопросительно взглянул на Антипова:

– Ну? Как там?…

– Плохо… – ответил Святослав Игоревич. – Переход схлопнулся… Единый сукин сын улизнул… Плохо…

– А как же теперь?… – испуганно начал водитель и замолчал.

«А как же теперь Илюха?…» – додумал вопрос Антипов.

«Илюха выберется…» – попытался успокоить он сам себя, но это получилось плохо, поскольку эту надежду тут же догнала мысль: «И еще мальчишка этот с ним…»

6. Храм (продолжение)

Я очнулся от холода. Тысячи ледяных игл впивались в мое тело, сковывая мышцы, выедая внутренности, превращая мысли в ледяные кристаллики. Шевелиться не хотелось, а может быть, и не моглось. Я лежал и пытался припомнить, кто я такой, где я нахожусь и зачем я здесь очутился. Потом я вспомнил, что у меня должны быть глаза, и тут же вялая, замороженная мысль подсказала, что глаза наверняка тоже замерзли. «А все-таки, может быть, попробовать их открыть…» – поинтересовался я у этой бормочущей мыслишки. «Нет… не стоит… – вяло прошептала она. – Оно тебе нужно…» «Нет… я открою…» – заупрямился я. «Ну как хочешь…» – прошептала мысль и окончательно застыла кусочком льда.

Легко сказать «открою», а как это, собственно говоря, делается? Я лежал и вспоминал, как открываются глаза, и лишь спустя несколько минут понял, что лежу с уже открытыми глазами. Только они ничегошеньки не видели. «А почему, собственно, „лежу“?…» – поинтересовался я сам у себя. «А потому что ты точно не стоишь и не сидишь…» Я помолчал, обдумывая эту мысль, но она тоже быстро замерзала. Тут мне подумалось, что где-то у меня должны быть руки и ноги и ими когда-то можно было шевелить. «А не пошевелить ли?…» – выплыло из замороженного мозга облачком пара, и тут же проскочила паническая льдинка: «Ни в коем случае!…» «Почему?» – удивился я, но льдинка уже примерзла к общей глыбе размышлений и не хотела давать пояснений.

И тут я из простого упрямства пошевелил рукой. Той, которая у меня осталась. И сразу же понял, почему так волновалась та мыслишка. В ответ на мое слабое шевеление в голове у меня взорвался вулкан и мой мозг начал плавиться, мои замерзшие мысли растекались под сокрушающим жаром маленькими лужицами и с визгом испарялись. Уже выпадая из сознания, я вспомнил, что этот жар, эта раскаленная лава, вскипевшая в моей голове, называется БОЛЬ!