Карина Демина - Невеста

Намекнут, что лучше бы не встревать, да и надо ли брать на себя чужие проблемы?

Я ведь знаю ответ.

Не было боли, скорее уж мной овладело странное оцепенение, когда вдруг стало все равно, что будет дальше. Я просыпалась. Умывалась — благо воду приносили, и даже горячую. Завтракала — кормили пусть и не роскошно, но сытно. Потом обедала… ужинала… а время между не запоминалось.

Так бывает.

В тот день, когда нас выгнали из дома, я испытывала удивление, все не могла поверить, что вот эти люди, которых я с детства знаю, предали. И не меня, не маму, но ежегодную ярмарку с ее тихим местечковым весельем, с пирогами и домашним вином, с выступлением городского хора, с распродажей луковиц и волшебным шатром, в котором за мага был найо Лемар. Все знали, кто скрывается за маской, но волшебства не становилось меньше.

Я испугалась, оказавшись в лагере, увидев, что одни люди способны сделать с другими.

А в храме, помимо ужаса, испытала глубочайшую обиду, ведь я и вправду поверила, будто здесь мой дом. И потом в дороге всякого хватало…

Сейчас все было иначе. Наверное, я устала. И кошмары вернулись. Правда, теперь Мать-жрица обнимала меня и гладила по голове, приговаривая:

— Я же говорила тебе, маленькая Эйо, что мир жесток. — Ее живот был в крови, потому что нанесенные мной раны не зарастали. — Мир причиняет тебе боль.

— А ритуал? — Я спорю с ней. Пусть и нет больше сил на споры, но и сдаваться не хочу.

— Та боль сильна, но скоротечна. Час-два… а затем — покой. Разве ты не желаешь покоя?

Желаю. И это желание сжигает меня изнутри. А может, не желание, но лихорадка. Я щупаю свой лоб, но пальцы горячи, поэтому не получается понять, есть ли жар, или мне только кажется.

Да и какая разница? Не врача же требовать.

На шестой день дверь моей камеры открылась, а на пороге появился молодой пес в черной форме.

— Прошу следовать за мной, — сказал он.

И я проследовала, благо недалеко было. Два лестничных пролета, три двери и новая камера, переделанная под кабинет. Сквозь забранное решеткой окно пробивается солнце, его хватает, чтобы наполнить серую унылую комнатушку светом.

Все равно неуютно. Серые стены. Старый стол, на котором лишь тонкая папка, сияющий бронзовым панцирем самописец и колокольчик с голубым бантом на ручке. Меня буквально зачаровал этот бант из органзы, яркий, неуместный и удивительный. Очнулась я, лишь когда дверь за спиной хлопнула, а чей-то ласковый голос велел:

— Присаживайтесь.

Стул был. Крепкий. С массивными ножками, высокой спинкой и подлокотниками, с которых свисали ремни.

— Не стоит бояться. К сожалению, не я занимался выбором мебели. — Пес, устроившийся по ту сторону стола, был немолод. Породистый? Пожалуй. Но не чистых кровей. Лицо у него было мягкое, располагающее, с кустистыми бровями, что смешно топорщились, с массивным мягким носом и полными щеками. Стыдливый девичий румянец дополнял картину, лысина и та смотрелась преумилительно.

— Мы с вами просто поговорим… — Он погладил самописец, длинные лапы которого шелохнулись, оставляя на бумаге чернильные засечки.

Кто их будет расшифровывать?

А не все ли равно?

— Эйо, верно?

— Да.

Молчать не следует. Как и обманываться: мой собеседник не столь уж мил, как хочет казаться.

— Вас здесь не обижали?

— Нет.

— Не грубили? Не пытались… приставать?

К чему такая забота?

Но нет, охрана была весьма любезна. Мне принесли ковер, перину, пяток подушек, теплое пуховое одеяло и даже стопку женских журналов.

— Нет.

— Возможно, у вас есть какие-то особые пожелания?

— Отпустите меня, пожалуйста.

Я понимаю, сколь глупа моя просьба, и собеседник качает головой. Ему бесконечно жаль, но отпустить меня пес не вправе.

— Я… — Слабая надежда, но попробовать стоит. — Я нахожусь под защитой рода Красного Золота.

Лапы самописца на долю секунды замерли, точно механизм раздумывал, стоит ли записывать и это мое высказывание.

— Вы уверены? — вкрадчиво поинтересовался пес.

— Да.

Нет, и он прекрасно это осознает.

— Вы ведь умная девушка, Эйо. Вы сами все понимаете. И да, вам обещали защиту, но… окончательное решение принимает райгрэ.

Пауза, несколько секунд на то, чтобы я осознала сказанное: обещания, данные Оденом, имеют вес не больший, чем прошлогодние листья.

— Не стоит пугаться. Я не собираюсь причинять вам вред. Мы просто-напросто поговорим.

— Как мне называть вас? — Я пытаюсь унять дрожь в руках.

— Господин Крегг, — представляется он, касаясь банта кончиками пальцев. Полные, пухлые, обманчиво мягкие, способны ли они причинить боль? — Эйо, расскажи мне все, начиная… — Он делает вид, что задумывается, а я — что верю ему. — Скажем, начиная с того момента, как ты встретила господина Одена…

И я рассказываю. Про город и площадь, про столб, мальчишек, лес и дорогу. Про грозу, которая меня звала, и затерянную в лесах деревню. Господин Крегг слушает, подперев щеку ладонью, словно сказку, и скоро я сама поверю, что вот все это — сугубо плод моего воображения.

Но продолжаю говорить.

Скрывать что-либо? А смысл? Разве что кое-какие мелочи.

Ему ведь интересны Оден и я, а не мой брат.

И мелькают лапы самописца, спеша уложить вязь слов на бумагу.

— Выпей, деточка. — Господин Крегг наливает мне воды из высокого кувшина. А в горле и вправду пересохло, давно я так долго не разговаривала. — Значит, утверждаешь, что встретились вы случайно?

— Да.

— И ты его просто пожалела?

— Да.

Он мне не верит. Да и кто поверит в подобное?

— Ты же сама понимаешь, милая, сколь неубедительно все это звучит. Его ведь искали… долго искали, тщательно. Прочесывали город за городом. Лучшие ищейки работали.

А я взяла и случайно наткнулась.

— Именно. — Господин Крегг достаточно опытен, чтобы читать мысли по выражению лица собеседника, тем более что я их не скрываю. — Подобрала. Калеку. Слепого. Взяла с собой. Возилась из жалости…

Он выжидающе смотрит на меня, а я — на него. Не знаю, что ответить.

— Потом позволила себя обесчестить…

Пауза.

Я не собиралась возражать и возмущаться, но, коснувшись кожаных ремней, твердых, прочных с виду, спросила:

— Скажите, в чем мне следует признаться?

— А ты признаешься?

Я пожала плечами: к чему упрямиться? Если им надо, чтобы я в чем-то призналась, то они своего добьются. Так зачем себя мучить, тем более что мне и вправду было все равно.

— Деточка, — господин Крегг сцепил пальцы, — твое признание мне не нужно. Я лишь хочу знать, что именно тебе поручила королева.