Иван-царевича не надо (СИ) - Шах Ольга
А сейчас он на лето приехал к родителям с женой и пятилетним сынишкой, и теперь малыш с визгом носится с нашими детьми. Тогда как папа весь в расчетах. А у Алекса вскоре случится первая персональная выставка работ. Алечка удивила нас снова, два года назад родив ещё одного малыша.
Издалека послышался восторженный писк малышни и строгий голос Наденьки, велевший сидеть детворе тихо, иначе она не будет читать им сказки. Да, Надюша тоже у нас в гостях со своими тремя отпрысками. Третий, правда, совсем мал ещё и спит в колыбели на веранде под присмотром няни.
Я тихо улыбнулась, вспомнив историю замужества сестры Андрея. Мы поженились с ним сразу после Рождества. Само торжество было тихим, семейным, пригласили только нескольких наших друзей-соседей. А через неделю, в разгар Святок раздалось - "Раздаются тары-бары, к нам приехали гусары!!" То есть, в Вязьме на постой встал гусарский полк. Что вызвало всеобщий переполох, среди дамского населения - восторженный, и угрюмо-настороженный - среди мужского.
Срочно перетряхивались все наряды, чистились до режущего глаза блеска драгоценности, выбирались ленты для причёсок, бесконечно ездили друг к другу дамы советоваться. Ажитация была страшная. Но меня она не касалась, я переживала медовый месяц. Но у нас была Наденька, и о ней стоило подумать. Так что и мне пришлось принять участие в этой вакханалии.
И на первом же балу уездного предводителя Надя познакомилась с ротмистром Седлецким. Это был молодой человек лет тридцати с небольшим, серьезный, спокойный, среднего роста, с приятным лицом. И он принялся ухаживать за нашей Наденькой. И Надюша охотно принимала знаки внимания, она просто расцвела. Исчезла некоторая угловатость и худоба после болезни, она округлились во всех стратегических местах, в глазах плескалось счастье и радость.
Но, к сожалению, прошла зима, и гусарский полк отбывал с зимних квартир. Среди уездных дев наступила грусть. А к нам, как раз накануне праздника Пасхи, прибыл ротмистр Алексей Седлецкий. Надюша вспыхнула, как маков цвет, увидев своего поклонника и смутилась, опустив очи долу. Андрей долго разговаривал в кабинете с приезжим офицером, потом они вышли к нам и мой супруг объявил, что господин Седлецкий попросил руки нашей Нади, и он спрашивает сестру, желает ли она составить счастье господину ротмистру. Надя желала, а я взволновалась. Как она со своим слабым здоровьем, будет мотаться с мужем по гарнизонам? Но Алексей меня успокоил. Летом он выходит в отставку и возвращается в свое имение, на границе Московской и Смоленской губернии. Его отец, старый граф Седлецкий, скончался ещё осенью, сейчас временно за имением присматривает его дядя, брат отца. Но у него свое имение и он не может уделять много внимания. Поэтому ротмистр выходит в отставку, женится и едет домой с молодой женой.
Вот так наша Наденька и стала графиней Седлецкой. Навещала она нас так часто, как могла. С этим же полком решилась и судьба Анны Пешковой. Девушка со всем пылом первой девичьей любви влюбилась в лихого красавца - поручика. Мать, поглощённая борьбой за власть в доме с невесткой Евдокией, равнодушно дала дозволение на брак дочери, а Иван Аркадьевич и вовсе носа из кабинета не высунул. И укатила Анечка с полком аж в Санкт-Петербург. Отставка пока что нашему поручику, теперь уже целому майору, не светит, и Анечка продолжает покорять своей красотой, добрым нравом и обаянием петербургские гостиные.
Само же семейство Пешковых от постоянных внутренних дрязг тоже не получило ничего хорошего. Аполлинария Семёновна растеряла остатки красоты, от постоянного брюзжания характер у нее испортился окончательно, и ее перестали приглашать на балы и приемы из-за желчности. Евдокия Пешкова, "Проня Прокоповна", тоже не отличалась покладистым нравом, постоянно пилила мужа, что они безвылазно сидят дома. А куда они могли выезжать, если их не приглашали? Местное общество так и не приняло сей мезальянс.
Иван Аркадьевич тоже несколько обрюзг, в некогда шикарной шевелюре появились проплешины, красноватый нос и отеки под глазами. Были у нас подозрения, что пьет он втихую. Единственное положительное из всего, что Евдокия взяла управление хозяйством в свои руки, и получилось у нее это весьма неплохо. Стекольный заводик она сумела запустить. А мы ей подсказали, что будет пользоваться спросом, и что не стоит задирать цены, тогда прибыль будет постоянной.
И в самом деле, все окрестные помещики охотно покупали у нее листовое стекло для теплиц, насмотревшись на мои начинания. А уж стеклянные банки в сезон - самый покупаемый товар у нее. И нам хорошо, не везти хрупкий товар из Москвы.
Ещё с лёгкой руки нашего ООО, поместья нашей волости разделились по специализациям. Примерно две трети сеяли сахарную свеклу, остальные сажали картофель. Давно уж забыли про "чёртовы яблоки". Зерновые и крупяные культуры сеяли для внутреннего потребления. Прасолы нашу волость обходили стороной, знали, что на халяву поживиться им больше тут нечем. Как закончатся уборочные, так и потянутся в Москву обозы наши с овощами, а по морозу и с мясом. Да и сахар наш расходится по всей губернии.
Пока я сидела и отдыхала, наслаждаясь погожим деньком, сказки у Нади закончились, и опять послышался галдеж ребятни. Среди всех выделялся звонкий, командирский голосок нашей девятилетней Леночки. Иногда мы называем ее "декабристкой". И это не совсем шутка, скорее, грустный факт.
1825 год… тяжело нам дался он, особенно вторая половина. Нет, с экономикой у нас все было в порядке, наши поместья быстро набирали финансовую стабильность. Но, со второй половины года стала я замечать некоторую задумчивость в своем супруге, печаль и озабоченность. Поскольку в хозяйстве и семье было все хорошо, я связала все это с теми письмами, что стали часто приходить Андрею от бывших сослуживцев по Московскому лейб-гвардейскому полку. И я встревожилась.
Особенно, когда Андрей заговорил о возможной поездке в северную столицу. Вначале я растерялась, думала, что речь идёт о возвращении на военную службу, но не могла понять, зачем ему это? Но потом… ну надо же быть такой тупой и не помнить историю своей страны! Конечно, декабристы же! И ведь Андрей прежде служил как раз в том полку, что выйдет на Сенатскую площадь!!! И, наверняка, друзья и писали ему обо всех этих тайных обществах и планах восстания!
И я решила - не бывать этому! Костьми лягу - не пущу! Нет, я искренне и глубоко уважаю, мужество этих женщин - жен декабристов, но сама не хочу ею становиться! Может, я малодушная трусиха, но не хочу и не могу потерять любимого человека! Теперь я уже не сомневалась, что искренне люблю мужа, и что мои чувства имеют отклик и у Андрея.
Я принялась лихорадочно придумывать причины, по которым Андрей не смог бы уехать из дома в конце ноября - начале декабря. И не нашла ничего лучше, как изобразить беременность. И цветок-розу из себя. Я лежала в постели, стонала, охала, меня тошнило во всех местах дома и на улице. В доме все ходили на цыпочках, отчаянно несло с кухни мятным чаем.
Приезжал отец Василий с матушкой Ириной, беседовали со мной душеспасительно о нелегкой женской доле, которую послало небо женщинам… все это выводило меня ещё больше из равновесия. Раскусил меня только Яков Семёнович, он тоже хорошо помнил историю и важные даты. Он убедил Андрея, что сейчас немного стоит подождать с поездкой, может, потом, на Святках, и можно будет поехать.
