Козырь Рейха. Дилогия (СИ) - Романов Герман Иванович

– Что касается новых гросс‑крейсеров, граф – будут заложены сразу две единицы по чертежам «Фатерланда», соответственно улучшенные по твоим предложениям. Вот только артиллерия будет несколько иной – башен три, а не две, по паре 24 см пушек в каждой, вместо 28 см орудий, что стоят на вашем корабле. В носу одна башня, на корме две, как на новых крейсерах, к тому их силуэты будут очень похожими друг на друга. Я думаю, это порядком запутает наших врагов при встречах в океане.

– Пушки, как я понимаю, будут сняты со старых «Виттельсбахов» или «кайзеров»? Лучше поставить новые орудия, пусть даже 21 см как на «Блюхере». У старых орудий никудышная скорострельность – полтора выстрела в минуту, когда «Хоукинс» даст из своих пушек все четыре. Вдвое больше металла обрушится на наш рейдер…

– Это пробные корабли, Ганс – сам понимаешь, какие серьезные проблемы на заводе вызовет изготовление столь мощных дизелей. А потому не стоит вкладывать те огромные средства, что ушли на строительство твоего «карманного линкора». А так постройка гросс‑крейсеров не затянется – котельно‑турбинную установку и вспомогательные дизеля поставим помощнее, чем на новых крейсерах, дальность хода примерно такая же. Будем рассчитывать на дозаправку с танкеров в океане. А пушки… Ты прав – не стоит ставить откровенно устарелые системы. Хорошо, поставим 21 см с длиной ствола в 45 калибров. Пусть в Германии будут первые тяжелые крейсера «вашингтонского типа», который, понятное дело, уже не появится через восемь лет, – Тирпиц усмехнулся, и посмотрел Лангсдорфу в глаза.

– «Кайзера» окончательно и бесповоротно устарели, использовать их даже на Балтике не имеет никакого смысла, если только в качестве «уловителей» вражеских снарядов. Но зачем напрасно губить подготовленные экипажи? Тысячи обученных моряков потребуются нам для строящихся кораблей, что будут входить в состав кайзерлихмарине. А потому их пустим на слом, или вкупе с «Виттельсбахами» продадим Швеции, Дании и Норвегии, да той же Голландии – идет война и они не откажутся «усилить» свои флоты. И нам будет лучше – избавимся от старья, да и поставки железной руды и продовольствия надо оплачивать. Против русского флота хватит эскадры «дойчландов», там как раз место этим броненосцам. А все дредноуты сосредоточим исключительно в Северном море – как только эскадра Шпее и твой «Фатерланд» оттянут в южную Атлантику «гончих» или хотя бы первые английские дредноуты, то мы немедленно выйдем в море. Но это дело будущего – сейчас нужно думать, как добыть победу у Доггер‑банки…

Младший флагман Крейсерской Эскадры

контр‑адмирал граф фон Лангсдорф

Берлин

Дождь моросил, падали хлопья мокрого снега – привычная для Германии погода – сырость с просторов Северного моря несло постоянно. Лансдорф непроизвольно поежился – черное флотское пальто пронизывалось ветром насквозь, а долгий переход по тропикам оставил телу память о царившей там жаре. Адмирал внимательно посмотрел на здание гимназии – не прийти сюда он никак не мог, ему до боли хотелось взглянуть на Руфь Хагер, свою жену в том будущем  времени. Да, она сейчас почти ребенок с точки зрения прожитых им 45‑ти лет. Пятнадцатилетняя угловатая девочка, только‑только начавшаяся превращаться в очаровательную девушку (смотрел ее фотографию тысячи раз), с которой он должен был встретиться через долгие пять лет. Но теперь его женой она никогда уже не станет – слишком велика между ними возрастная пропасть, такую не перепрыгнуть.

Но не только это устрашало моряка – Лангсдорф знал, что уже никогда не сможет решиться заговорить с Руфь, потому что слишком странной  стала сама его жизнь. Вернуться из будущего в прошлое  – в такое не поверит ни одна женщина, а солгать он не сможет, правду же говорить ей нельзя. Приходится сейчас стоять под старым каштаном, печально скинувшим листья, и мокнуть под дождем.

С одной лишь мыслью и желанием – увидеть ту, которую он полюбил на всю свою жизнь, узреть хоть на одну секундочку, на мгновение, и снова уйти в море, которое примет его полностью и растворит в себе все его печали и горести. А там вскоре грянет бой, который может стать последним не только для него самого, ставшего адмиралом, но и для всего экипажа «карманного линкора».

– Руфь, мы придем! Обязательно подожди!

Две девушки, одна из которых громко произнесла просьбу, быстро пошли по мокрой мостовой, а третья словно застыла у кованой решетки, с узорами из дубовых листьев, немного порыжевших под хмурым берлинским небом. Она окинула быстрым взглядом улицу, совершенно не заметив стоявшего на противоположной стороне моряка, и легко пошагала в противоположную сторону.

– Руфь Хагер…

Лангсдорф, словно зачарованный, прошептал имя жены. Той самой, что шла по вымощенной булыжником улице, удаляясь навсегда от него с каждым шагом. Когда‑то влюбился с первого взгляда в эту девушку, пусть, будучи постарше, и с которой ему уже не суждено вернуть будущее. Он окинул хрупкую фигурку быстрым взглядом – простенькая шляпка, такое же пальтишко, из‑под длинной серой ученической юбки виднеются шнурованные ботиночки, ловко обходящие лужицы.

– Прощай…

Лангсдорф скривил губы, сердце саднило. Адмирал тяжело повернулся и сделал шаг в противоположную сторону. Вот так и бывает – встретились и разошлись как в море корабли…

– Постойте! Подождите!

Лангсдорф замер, как вкопанный столбик, от негромкого девичьего вскрика, и медленно повернулся. Руфь смотрела на него пронзительно синими глазами, широко открытыми – будто в тот день, когда они впервые встретились в коридоре канцелярии. И тогда, в чем они оба позже признались друг другу, словно молния пронзила их сердца, любовь с первого взгляда не вымысел – и все прожитые годы были безмерно счастливы.

– Вы ведь меня здесь поджидали?! Зачем? Я видела ваш взгляд, тоскующий… Ой, простите, ваше превосходительство!

Девушка отпрянула от Лангсдорфа – яркая краснота покрыла ее щеки, и она неловко сделала книксен. Как любая пруссачка, Руфь Хагер великолепно разбиралась в униформе офицеров германской армии и флота, в отличие от большинства женщин и девушек многих стран мира. Но такова история самой Пруссии, воинственной и агрессивной, которая, по выражению императора Наполеона, армию которого и прикончили солдаты фельдмаршала Блюхера при Ватерлоо, прямиком «вылупилась из пушечного ядра». Тем более, прекрасные представительницы Бранденбурга с молоком матери впитывали почтение и любовь к военным мундирам – как сказали бы русские из ХХ века – «армия наше все!»

Однако уважение к адмиральским погонам это одно дело, а вот природный девичий напор Руфи отнюдь не потеряла, впившись в него требовательным взглядом, крайне заинтригованным.

– Вы ведь меня ожидали, ваше превосходительство?! Кто вы? У меня ощущение, что я вас где‑то видела…

Лангсдорф потрясенно смотрел в эти глаза, прекрасней которых для него не было на всем белом свете. Любовь к Руфи приливной волной смыла все обеты, он понимал, что нарушает запрет кайзера, но сейчас был не в силах ни промолчать, ни уйти. Он вернулся к ней назад, в прошлое, в тот день, когда они не могли встретиться, на шесть лет раньше положенного им срока. И перед ним стояла она, его единственная в жизни любовь – пусть еще угловатая хрупкая девушка, юная, еще не набравшая той чудесной прелести, что приходит только со временем.

Последним усилием воли он хотел остановить себя, все же с высоты своих 45‑ти лет не имел морального права говорить такое пятнадцатилетней девочке, пусть и ставшей его женой в будущем – между ними пропасть. Но хриплые слова сами сорвались с губ, ведь он ее никогда не обманывал:

– Во сне Руфи ты меня и видела… Совсем недавно… А утром уронила фарфоровую фигурку из Мейсена и заплакала. А твоя мама немного ругалась по поводу неуклюжести. Возьми – я нашел и купил вчера почти такую, как на твоей фотографии…

Лангсдорф отогнул чуть дрожавшими пальцами клапан кармана и извлек маленькую фигурку моряка из знаменитого саксонского фарфора – девушка купила ее, как знал, в честь победы при Коронеле, одержанной эскадрой Шпее – среди фрау и фройляйн мода на изображения героических моряков кайзерлихмарине стала очень популярной.