Владимир Кусакин - Все равно!
– Франц сказал что сегодня не будем заниматься.
– Я этому Францу покажу сейчас! Франц! Ты почему с ребёнком не занимаешься?
– Я не ребёнок!- запищала Лейла.
– Конечно, она не ребёнок!- подал голос Франц.
– Моя маленькая малышка!- отозвалась Лейлина мама.
– Оставьте, мама!
В кресле завозился Голдман.
– В чём дело, господа? Почему вы кричите?
– Господин Голдман!
– Зовите меня Арон, раз уж вы меня обманули.
– Вы кажется сожалели по поводу отсутствия учеников, Арон?
– М-м-да-а... В некотором роде.
– Вот вам ученица!
– Иди сюда, девочка!
– Гадкий старикашка!
– Что она сказала?
– Сумасшедший дом какой-то!
Замигали сигналы "Пристегните ремни". Самолёт наклонился на крыло и перешёл в режим пологого скольжения на бескрайнюю белую равнину убегающую назад, в прошлое.
Он стоял отдельно в стороне от встречающих, глядя на меня. Высокий старик одетый легко несмотря на мороз, в серебристого цвета ветровке и с тростью в правой руке.
Всё время, пока Стёпа валял меня в снегу, издавая бодрые милицейские крики:
"Ага! Попался!", он по прежнему стоял и смотрел. И я тоже смотрел на него.
Наконец Игорь и Франц вырвали меня из горячих Стёпиных объятий. Я обернулся.
Он уходил к ангару построенному для гостей, опираясь на свою палку.
– Знаешь кто это?- показал на него нашему коменданту.
Сразу после Геркулесовых подвигов с сейфом, я послал Степана навести порядок на нашей земле. Род Ыйдена, к которому теперь принадлежал и я, выкупил у государства в собственность громадный участок тундры, и потихоньку стал прирастать пастбищами других родов. Так что на сегодняшний день мы имели территорию в десять тысяч квадратных километров. Никаких возражений в правительстве округа не нашлось, нефти, газа и вообще что-нибудь ценного, исключая ржавые бочки из под солярки - украшение Дальнего Севера, здесь не было.
Это было совершенно другое место, не то где я впервые попал в настоящее стойбище и где так долго болел. Ыйден решил откочевать подальше, на всякий случай. С тех пор он ездил туда один, если не считать охраны, которую он тоже оставлял за несколько километров от старой фактории и святилища. После его смерти право заходить в пещеру получит один из его семьи, он и будет новым царём тунгусов. Ну и я, конечно.
– Стёпа!
– Не знаю кто он. Пятьдесят два человека прилетели, как упомнить? А Ыйден передал что будет ждать тебя завтра утром. Собирается ехать куда-то. А остальные где?
– Остальные там!- я показал в начало посадочной полосы. -Сошли раньше. Все твои знакомые-химики.
– Я знал это! Ух-у!- запрыгал он как радостный слон.
– Привезёшь их через час.
– Они же замёрзнут!
– У них есть всё необходимое. Дай мне снегоход, надо навестить Ыйдена.
– Он же сказал что завтра.
– Вот это меня и беспокоит.
Я не стал говорить Степану что так не принято. Когда приезжает шаман, то все выходят встречать его. Но сегодня не было никого, вообще никого. И спросить тоже некого.
Дорога до стойбища заняла двадцать минут. Выключил мотор не доезжая полукилометра, и побежал к селению. Собаки не лаяли и было непривычно тихо. Я понимал что это обманчивое впечатление, в тундре звуки гаснут быстро. Отражаться не от чего.
Все шесть яранг стояли пустые. У двух были откинуты пологи закрывающие вход и холодный северный ветер беспрепятственно проникал внутрь. Такого не бывает.
Это не в России, когда хозяева открывают все окна и двери, обычно после Крещения, когда лютуют наиболее сильные морозы, и вымораживают клопов и тараканов в течение нескольких дней. А сами живут у соседей. Здесь же соседями и не пахло.
Подсвечивая себе фонариком я вошёл в жилище Ыйдена и сразу увидел его. Он лежал лицом вниз около очага, затылок разбит и весь в крови.
Я аккуратно перевернул его, глаза приоткрылись.
– Дождался...- сказал он. -Догони их, Жека! Плохой люди...
Он умер, и душа его освобождённая от груза израненного тела взлетела вверх к его родным и знакомым, которые уже ждали его на небесных пастбищах, где так хорошо и не бывает плохих людей.
Они забрали всё оружие, собак, нарты и сундук, в котором с незапамятных времён хранились деньги рода. Придурки. В сундуке собраны все денежные знаки Российской империи начиная с середины девятнадцатого века. Я любил их рассматривать когда был болен. Современными выстлан только верхний слой, самый тонкий. Правда там было ещё несколько брусков золота...
Очаг был ещё тёплый, значит уехали не так давно, всего пару часов назад. Надо торопиться. Если предупреждать Стёпу, на это уйдёт ещё минут сорок. Может быть поздно. В тундре как и в тайге очень мало дорог, вернее здесь их совсем нет, зато есть направления. Ближайшее было старой факторией, потом они должны были подняться по течению реки до посёлка Студенцы, там всего десять домов, но зато есть радио и можно вызвать вертолёт.
Так я думал пока пересматривал одежду. Мне нужны были белая парка и такие же штаны. Наконец я нашёл всё что было нужно и ещё пять ножей. Всё таки оружие.
Хватятся меня примерно через час. Приедут сюда и сообразят в чём дело.
Поэтому, что бы не случилось со мной, их всё равно догонят.
Я представил громадного Стёпу с таким же большим пулемётом на снегоходе, Игоря, Франца и наших курсантов, и чуть было не пожалел бандитов.
Это всё соображал уже на бегу. Снегоход тарахтит сильно, услышать могут.
Следов от нарт было очень много, но в направлении фактории шёл только один.
Это только кажется что собаки с нартами бегут быстро, как автомобиль. Всё немножко не так. Впереди упряжки должен идти человек, прокладывающий лыжню. За ним бегут собаки, проваливаясь по брюхо в снег. Когда первая упряжка выдыхается, её сменяет идущая за ней. Людей надо менять чаще, тех кто прокладывает лыжню. Если нарты гружёные, как сейчас, трудности возрастают многократно. Поэтому я боялся. Заложников могут выбросить связанными на снег, чтобы не тормозили караван.
Я нашёл их примерно через час. Они лежали прямо на пути, не шевелились но были живы. Я разрезал верёвки и тряс их, пока не появлялось осмысленное выражение в глазах. Потом заставил их прыгать и хлопать руками. Сын Ыйдена Андрей уцепился за меня.
– У них остались наши дети, Шаман!
– Идите к стойбищу, может быть скоро встретите помощь. Степан должен привести людей.
Там где ты ничего не можешь, там ты ничего не можешь и хотеть. Эту простую истину дети тундры всасывают с молоком матери. Без слюней.
Они понимали, что ничем не могут мне помочь, наполовину замёрзшие люди, с отёками рук и ног прихваченных морозом. Они только стояли и смотрели мне вслед, пока я не исчез на сумрачном пространстве тундры.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});