Анатолий Агарков - Семь дней Создателя

— Лопни мои драйвера, если я что-нибудь понимаю в твоей затее.

— Ты, как никто, знаешь все извилины моих мозгов, лабиринты кровеносной системы, закоулки потрохов — где там прячется Искра Божья? — подтолкни на выход.

— Окстись, Создатель, ты в своём уме?

— Тогда не мешай. Заткнись и помалкивай.

Сел, прислонившись спиной к стволу пальмы. Откинул голову, чувствуя затылком твёрдость и прохладу бетона.

— Отключи сознание — не место функции рядом с её производной.

Засыпая, молил: очнись, душа бессмертная!

…. Юркий муравьишка засеменил вверх по вспененной и остывшей пемзе ствола. Где-то должен быть вход во внутренние покои. Может, здесь? Трещина в стволе. Какие-то проходы, каналы — их тут целый лабиринт. Это, должно быть, древесные волокна. Не в этих ли тесных коридорах заблудились души прозрачных людей? Хотя, сдаётся, не такие они глупцы. А вот тебе, приятель, отсюда не выбраться. Как огромен внутренний мир обыкновенной пальмы! Просто необъятен. И бег нескончаем — ни временем, ни пространством не измерим. Сколько уже прошло — день? год? столетие? Есть ли конец у этого тоннеля? Начало, кажется, было.

Серые безоглядные стены, мрачные и сырые. Напоминают пищевод — сейчас каналом хлынет желудочный сок, и тебе каюк. Нет, об этом не стоит думать — страх плохой помощник в любом деле. Зря сюда сунулся. Опрометчиво. Тоннель тесен и бесконечен — выхода нет. Движение (или его ощущение?) нескончаемо — результата не будет. Билли, как всегда прав. С этим надо согласиться и попытаться выбраться отсюда. Но как, если в канале невозможно даже развернуться, а впереди бесконечность? Что предпринять? Только не бежать, не семенить членистыми отростками, а напрячь душу. Поставить вопрос ребром — или ты вырвешься отсюда, или на хрен такая нужна. Вот это верно! Люди силою ума горы ворочают, стихии укрощают. А ты…. Ну-ка, сердешная, напрягись…!

А-а-а! Лопни мои глаза, если я не разорву эти проклятые стены. А-а-а!

…. Очнулся от оглушительного грохота в ушах. Кажется, ору что-то истошно, и не могу остановиться. Нет, не ору. И рот закрыт. А грохот? Это прибой грохочет. Это птичий гомон. Это голоса…. Обычные голоса, но как раскаты грома. И птицы радуются солнечному дню — не более того. И прибой…. Отчего ж так слух обострился?

— Гладышев, ты…. ты живой? — Люба, наклоняясь, заглядывает мне в глаза. — Ожил, слава Богу! Ну и напугал ты нас.

Она целует меня. Она заслоняет собой весь мир. Еле сдерживаюсь, чтобы не оттолкнуть её. Вижу дочь. Диана смотрит на меня и плачет, размазывая кулаками слёзы по щекам. Она не кидается мне на шею (а вижу — хочет) потому, что стесняется Любы. В стороне Электра. У неё растрёпаны волосы, и вид утомлённой шаманки араваков.

— Что произошло?

— Что произошло? Ты был в коме пять суток, — Люба пытается поднять меня на ноги. — Идём в летательный аппарат. Тебе надо отлежаться.

Я отстраняю её:

— Мне надо отсидеться.

Делаю знак дочери. Она бросается мне на шею. Люба отходит, недоумённо пожимая плечами. У меня осталась свободной ещё одна рука. Маню Электру. Она пристраивается подмышку. Мы в три пары глаз смотрим на Главного Хранителя Всемирного Разума. Люба, хмыкнув, уходит.

— Билли, теперь ты объясни, что произошло? Откуда этот грохот в ушах?

— Сейчас, сейчас, всё улажу.

— Ты меня настраиваешь? Как приёмник?

— А ты ещё не свыкся с мыслью, что тело лишь функциональный механизм, требующий настройки, ремонта, и, в конце концов — утилизации?

— Вот как. Кто-то говорил о бессмертии.

Слух нормализовался. Билли продолжил.

— Помнишь — ты затеял рискованный эксперимент? Ты хотел, чтобы твоя душа покинула оболочку, и впал в кому. И ты впал — даже я не смог вернуть тебе сознание.

— Как же я очнулся?

— Не знаю доподлинно — могу только предположить.

— Валяй.

— Возможно, тебе помогла очнуться Электра. Она сняла оптимизатор и стала медитировать.

Я слышу голоса, возникающие внутри меня. Они поют — рождают звуки, похожие на песню. Это песня мужественного, много пережившего народа. Это песня ушедшего народа. И без подсказки понимаю: Электра передаёт мне гимн прозрачных людей. Наверное, её память доносит песню, когда-то исполненную далёкими предками. Песня прекрасна! Она вдохновляет. Она возвращает силы. Спасибо, родная!

На следующий день в лагуну вошло научно-исследовательское судно, нашпигованное аппаратурой и очень деловой командой. Люди в белых комбинезонах подняли на борт останки прозрачных. Подстрекаемый тревогой Электры, напустился на Любу.

— Что вы собираетесь делать?

— Ты правильно понял — не сидеть под пальмой сложа руки. Кстати….

Главный Хранитель отдала приказ — люди с корабля вооружились. Наверное, это были лазерные пилы, и намерения их….

Я бросился к пальме:

— Не дам! Валите к чёрту! Это мой остров.

Люба мешалась:

— Гладышев, частная собственность давно упразднена, твои права на недвижимость — филькина грамота.

Вытянутая вперёд рука сжата в кулак, на запястье оптимизатор.

— Убью всякого, кто приблизится.

Душа кипит и пенится, как молоко в кастрюле.

Билли:

— Ты с ума сошёл. Тебя лечить надо. Угомонись.

— Лучше уведи этих ребят — слишком борзые, как бы дров не наломали.

— Чёрт с тобой! — Люба машет рукой. — Оставьте его с этой ракитой.

Экипаж грузится на судно. Люба скрывается в своём летательном аппарате — он поднимается, зависает и плавно опускается на ютовую палубу исследовательского судна. Лагуна опустела. На черте горизонта спекается в точку силуэт корабля.

Что это было? Визит Главного Хранителя на Коралловый остро. Вот именно. Прилетела, посмотрела и забрала останки прозрачных людей. Теперь их будут расщеплять, сканировать, бомбардировать электронными потоками в интересах науки. Это знаю я и виновато смотрю на своих прекрасных аборигенок — поймут ли они? Кажется, меня не осуждают. А мне очень хочется знать, что предпринимала Электра для моего спасения.

— Что было со мной? Я ничего не помню.

— Ой, папка! Мы думали, ты спишь. А ты спишь и спишь. День, второй, третий…. Хранительница связалась со своими, попросила помощи. А они: мы уже на подходе. Тогда мама сказала: я верну его. Тебя….

— Ты нашла меня там? — спросил Электру.

— Я попросила отпустить тебя.

— Кого попросила?

— Его.

— Его? — кивнул на небо.

— Его, — Электра указала на королевскую пальму.

— Ты вступила в контакт с её душой?

— У этого древа мужское начало.

— Хорошо. Пусть будет. Ты можешь с Ним общаться? А расспросить о судьбе последних мужчин своего народа? Что здесь, в конце концов, произошло, кто-нибудь сможет сказать?