Тим Пауэрс - Врата Анубиса

Бургхард, каким-то образом ухитрявшийся держаться еще на ногах, оказался в самом центре водоворота обезумевших обломков – они изо всех сил били его под колени, в живот и пах, и уже падая, он в отчаянии посмотрел вверх и схватился за лезвие протянутого Стоуэллом меча.

Щепки мгновенно отпрянули от него, с раздосадованным треском падая на лед. Бургхард распрямил ноги, чтобы убрать вес с порезанной руки, и с трудом совладал с дрожью.

– Ко мне, Антеи! – из последних сил крикнул он.

Лонгвелл подполз к нему, прикрывая голову рукой от нападавших на него щепок, протянул другую руку и схватился за цепь, свисавшую с ботфорта Бургхарда.

Щепки отпрянули и от него.

Один за другим еще трое подползли и присоединились к цепочке. Оставшиеся без дела обломки – с каждой секундой их становилось все больше, некоторые из них горели – собирались вокруг лежавшего в стороне Дойля.

Мелкие щепки двигались быстрее, и когда первые из них ударили его по лицу, Бургхард крикнул:

– Дотянитесь до него кто-нибудь, быстро! Последний в цепочке потянулся, но не достал. Он оглянулся и увидел, что большие доски, которые могут размозжить череп, подобрались уже на несколько ярдов и быстро приближаются, хрипло выругался, выхватил кинжал, дотянулся острием до ноги Дойля и, взрезав кожу на ноге, вонзил острие в лед.

Жар обжег ногу Дойля, пробежал по сведенным мышцам и, наконец, ударил в голову, вырвав его из бессвязных видений. Он сел, – сознание понемногу возвращалось, и он увидел кинжал, пригвоздивший его ногу ко льду, и ворох досок и щепок, поспешно удалявшихся от него в сторону двух неподвижных тел, лежавших слишком далеко, чтобы цепочка Братства Антея могла до них дотянуться.

– Эй, вы! – кричал Бургхард. – С бородой! Не вытаскивайте кинжал, пока не схватитесь за руку Фридмена!

Дойль кивнул и потянулся к человеку, продолжавшему держаться за кинжал.

– Не бойтесь, – заверил он Бургхарда. – Я не собираюсь разрывать Связь. – Он дотянулся до свободной руки Фридмена и схватился за нее, и только тогда тот выдернул кинжал, спрятал его в ножны и повернулся, чтобы взяться за руку человека, державшего его за цепь на ноге.

По команде Бургхарда все пятеро, пошатываясь, поднялись на ноги. Дойль чувствовал себя так, словно кинжал продолжает торчать в его ноге, и когда цепочка людей медленно двинулась вдоль причала к лестнице, он оглянулся и увидел за собой кровавые пятна, а на том месте, где лежала его нога, уже подернувшуюся льдом красную лужу.

– Держитесь за идущего перед вами и только поставьте ногу на лестницу, – окликнул его Бургхард, уже поднявшийся наверх. – Мы вас дальше вытащим.

Пару минут спустя Дойль и пятеро членов Братства Антея сидели или стояли, шатаясь, на причале, задыхаясь, греясь жаром от горевшей лодки и набирая силу, поднимавшуюся по ногам от цепей, взбадривая не хуже глотка бренди.

– Он… он отправился дальше в убеждении, что покончил с нами, – выдохнул Бургхард, перевязывая порезанную руку носовым платком. – Нам еще повезло, что он спешил и использовал всего-навсего заклятие Адского Оживления, да и то наскоро. Если бы он как следует наложил заклятие Смертоносных Паров…

По льду в их сторону спешил человек.

– Эй, сукины дети! – возопил он; это, разумеется, был коротышка – владелец погибшей лодки. – Я вас всех притащу к магистрату!

Бургхард полез в правый карман здоровой, левой рукой, вытащил кошелек и встряхнул его.

– Примите наши извинения! – крикнул он, бросая его коротышке. – Тут хватит на новую лодку и на то время, пока вы будете ее искать!

Он повернулся к Дойлю и остальным.

– Мы потеряли шестерых, – тихо сказал он. – И некоторые из вас получили ранения, требующие лечения, – ваша нога, сэр, в частности, и второе по значимости наше оружие – кошелек – тоже иссякло. Посему не будет трусостью вернуться домой и… привести себя в порядок, поесть, поспать и продолжить преследование наутро.

Дойль уже успел снять башмак и обмотать порезанную ногу смоченным бренди обрывком шарфа. Он натянул башмак, стиснул зубы от боли и поднял глаза на Бургхарда.

– Мне надо идти дальше, – хрипло сказал он, – если я хочу попасть домой. Однако вы правы. Ваши люди совершили… гораздо больше того, о чем я имел право их просить. И я повинен в гибели шестерых человек.

Он встал, испытывая чувство благодарности к морозу – сейчас это подействовало как анестезия.

Лонгвелл печально покачал головой.

– Нет, – возразил он. – Пока мы были на северном берегу, мне ничего не хотелось так, как бросить преследование и вернуться к нашей трапезе. Но теперь, когда Мак-Хью, и Кикхем, и остальные мертвы – я не смогу вкушать портвейн, зная, что он повинен в их смерти… его надо остановить.

– Аминь, – произнес Стоуэлл, продолжая недоверчиво ощупывать свой шарф. – У нас будет время для яств и вин после того, как мы отправим этого молодца в ад.

Лицо Бургхарда, похожее в оранжевом свете фонаря на отполированную морем корягу, скривилось в мрачной улыбке.

– Да будет так. И, сэр, – добавил он, обращаясь к Дойлю, – не казните себя за то, что эти люди погибли, помогая вам. Нам платят за эту работу, и немалый риск ее определяет и немалый размер платы. И если бы вы не забросили Стоуэлла в безопасное место, мы бы остались там, на льду, все до одного. Вы можете идти?

– Да.

– Отлично. – Бургхард подошел к краю причала. – Вас устраивает плата? – спросил он у владельца лодки, топтавшегося на льду у догоравшего судна.

– О, да! – кивнул коротышка, безмятежно махнув рукой. – Если что, вам я лодку сдам в любое время, только скажите.

– Хоть кто-то остался в выигрыше этой ночью, – горько вздохнул Бургхард.

Лодка, превратившаяся теперь в пылающий ад, перевернулась и начала погружаться сквозь растаявший лед, и сквозь клубы пара и дыма видно было, как рушатся по одному шпангоуты, словно кто-то, считая, загибает пальцы великанской руки.

При виде Дойля, входившего через низкую дверь в залу, глаза трактирщика свирепо сузились и тут же изумленно расширились, когда он увидел вошедших следом Бургхарда и остальных Братьев. – Этот парень с тобой, Оуэн? – подозрительно спросил трактирщик.

– Да, Боуз, – отвечал Бургхард, – и Братство возместит тебе весь ущерб, что он мог причинить твоему заведению. Скажи, не видел ли ты…

– Тот человек, что свалился вместе со мной на стол, – перебил его Дойль. – Где он?

– Этот? Да он, разрази меня…

Дом завибрировал, словно в недрах его кто-то начал играть на органе похоронную мелодию в регистрах, слишком низких для человеческого уха, и откуда-то издалека послышалось высокое, монотонное пение. Цепь на ноге Дойля зазвенела, обжигая ему лодыжку.