Neil Gaiman - Дети Ананси

– Что ж, мы всегда считали его дурным человеком, – говорил Дейзи офицер полиции. – Откровенно говоря, такое поведение встречается лишь у иностранцев. Местные до такого просто не опускаются.

– Ну разумеется, – согласилась Дейзи.

– Очень. Очень благодарен, – продолжал он, хлопая Дейзи по плечу с таким видом, что она даже заскрипела зубами. – Эта дамочка спасла женщине жизнь, – сказал он Чарли, хлопнув вдобавок по плечу и его тоже, а после удалился с врачами по коридору.

– Что тут стряслось?

– Грэхем Хорикс умер, – объяснила она. – Более или менее. И для мамы Рози как будто надежд уже нет. Так, во всяком случае, врачи говорят.

– Понимаю, – сказал Чарли и задумался. А когда кончил думать, принял решение: – Ты не против, если я чуток поболтаю с братом? Кажется, нам с ним надо поговорить.

– Я все равно собиралась возвращаться в отель. Проверю свою почту. Потом скорее всего придется много извиняться по телефону. Надо же выяснить, есть ли у меня еще карьера.

– Но ведь ты же героиня, так?

– Сомневаюсь, что мне платят именно за это, – не без тщеславия отозвалась она. – Приходи ко мне в отель, когда закончишь.

Паук и Чарли шли по залитой утренним солнцем главной улице Уильямстауна.

– Знаешь, а у тебя по-настоящему крутая шляпа, – сказал Паук.

– Ты правда так думаешь?

– Ага. Дашь померить?

Чарли снял и протянул Пауку зеленую фетровую шляпу. Надев ее, Паук поглядел на свое отражение в витрине, но поморщился и отдал шляпу Чарли.

– М-да, – разочарованно протянул он. – Но на тебе смотрится.

Чарли сдвинул шляпу на макушку. Некоторые шляпы можно носить, только если готов щегольнуть, залихватски сдвигать их и идти пружинистой походкой, словно тебе всего один шаг до танца. Такие шляпы требуют многого, и Чарли был готов рискнуть.

– Мама Рози умирает, – сказал он вдруг. – А ведь она мне очень и очень не нравилась.

– Я не знаю ее так хорошо, как ты. Ну, уверен, что со временем тоже научусь ее очень, очень не любить.

– Надо попытаться спасти ей жизнь, верно? – сказал Чарли, но сделал это без особого энтузиазма, как человек указывающий, что пора посетить дантиста.

– Сомневаюсь, что мы на такое способны.

– Папа сделал что-то подобное для мамы. Сделал так, чтобы она ненадолго поправилась.

– Но то он. А я не знаю как.

– Есть одно место на краю света, – сказал Чарли. – Со многими пещерами.

– Это начало света, а не его край. И что с того?

– Может, просто отправимся туда? Без всяких там глупостей со свечками и травами?

Некоторое время Паук молчал, потом кивнул:

– Попробуем.

Они разом повернулись и направились в ту сторону, которой обычно не существует, и ушли с главной улицы Уильямстауна.

Солнце вставало, а Чарли с Пауком шли по заваленному черепами пляжу. Это были не настоящие человеческие черепа, но пляж они устилали как желтая галька. Чарли по возможности избегал на них наступать, а Паук, давя ногами, шел напролом. В конце пляжа они повернули налево («налево» относительно абсолютно всего на свете), и перед ними встали горы в начале мира, а вниз обрывались скалы.

Чарли вспомнил, как был тут в прошлый раз. Казалось, с тех пор промелькнула тысяча лет.

– Где все? – вслух спросил он, и скалы отразили его голос и отбросили назад эхом. – Эй? Привет! – громко позвал он.

И они возникли. Все возникли и все наблюдали. Все до единого. Сейчас они казались более величественными и дикими, больше животными, меньше людьми. Чарли сообразил, что в прошлый раз воспринял их как людей потому, что ожидал встретить людей. Но это были не люди. На скалах над ними с Пауком расположились Лев и Слон, Крокодил и Питон, Кролик и Скорпион, и все остальные. Их были сотни и сотни, и смотрели они неулыбчивыми глазами: знакомые Чарли животные и те, которых ни один живой человек не сможет распознать. Все животные, когда-либо встречавшиеся в историях, легендах и сказках. Все животные, которых люди видели во сне, о которых мечтали, которым поклонялись.

Чарли увидел их всех.

«Одно дело, – подумал он, – петь, спасая свою шкуру в зале, полном обедающих. Броситься в омут головой, когда дуло пистолета приставлено к животу девушки, которую ты…

Которую ты…

О!

Об этом, – решил Чарли, – будем волноваться потом».

В настоящий момент ему хотелось лишь одного: или подышать в коричневый бумажный пакет, как в самолете при посадке, или попросту раствориться в воздухе.

– Их тут, наверное, сотни, – с благоговением выдохнул Паук.

В вышине захлопали крылья, и из их биения на ближайшем валуне сложилась Женщина-Птица. Сунув руки в карманы плаща, она молча уставилась на них.

– Что бы ты ни задумал, – сказал Паук, – лучше поторапливайся. Они не станут ждать вечно.

– Ладно. – Во рту у Чарли пересохло. – Итак… э-э-э…

– Что, собственно, будем делать? – спросил Паук.

– Петь, – просто ответил Чарли. – Ведь так мы подталкиваем события, верно? Я догадался. Просто выпеваем события, вдвоем.

– Не понял… Что же нам петь?

– ПЕСНЮ, – сказал Чарли. – Поешь песню и этим исправляешь мир. – В его голос вкралось отчаяние. – ПРИ ПОМОЩИ ПЕСНИ.

Глаза у Паука стали как лужи после дождя, и в них Чарли увидел то, чего никогда не видел раньше: привязанность, быть может, и растерянность, но более всего просьбу о прощении.

– Я все равно не понимаю, о чем ты.

Из-за валуна за ними наблюдал Лев. С ветки высокого дерева – Обезьяна. А Тигр…

Чарли увидел Тигра. Он шел неуверенно, осторожно переставляя лапы. Морда у него распухла и покрылась синяками, но глаза злобно поблескивали, и вообще вид был такой, словно он готов в любую минуту сравнять счет.

Чарли открыл рот, но оттуда вышло только сиплое кваканье, словно он недавно проглотил особо нервную лягушку.

– Не выйдет, – шепнул он Пауку. – И вообще глупая была мысль, да?

– Ага.

– Как по-твоему, а нельзя просто сбежать?

Нервный взгляд Чарли пробежал по склону горы и пещерам, по лицам сотен магических существ, появившихся на заре времени. Среди них был один, которого Чарли в прошлый раз не видел: невысокий человечек в лимонно-желтых перчатках и с тонкими, словно нарисованными карандашом усиками, вот только никакая фетровая шляпа не прикрывала редеющих волос.

Поймав взгляд Чарли, старик ему подмигнул. Набрав в грудь воздуху, Чарли начал петь.

– Я Чарли, – пел он. – Я сын Ананси. Слушайте мою песню. Историю моей жизни слушайте.

Он пел им про мальчика, который родился полубогом и которого разделила на две половины сварливая старуха. Он пел о своем отце. Он пел о своей матери. Он пел об именах и словах, об этих «кубиках», из которых строится реальный мир, о песнях, способных творить миры, об извечных истинах, скрытых за привычным порядком вещей. Он пел о должном завершении своей истории и справедливом возмездии для тех, кто причинил вред ему и его близким.