Яцек Пекара - Меч ангелов (ЛП)

Мне казалось, чтокдомуХаусманнамне удалосьперенестивсювоньрыбногорынка, ноэто были, наверное,лишьмои опасения, поскольку я не видел, чтобы кто-либо излюдей, сидящихпереддомомкривился или зажимал себе нос при моём появлении. Другое дело, что соседи судебного писца не принадлежали, по крайней мере, судя по внешности, к особам с чрезмерно изысканными вкусами и не грешили особой элегантностью.

– Зигмунд Хаусманн, где его найти? – Носком сапога я толкнул ногу одноглазого деда, который в это время выдавливал гнойники между пальцами рук.

Вответ я услышалнесколько фраз, которыесвидетельствовали о том, чтоспрошенный мнойнищийнебылвысокогомнениянио моей матери, ниобо мнесамом.

– На втором этаже слева! – выкрикнул какой-то сопливый мальчишка, пробегающий мимо.

Я толкнулдверьи вошёлв тёмный, душныйкоридор, пропитанныйзапахоммочиикала.Что ж, я знал, чтосудебным писцамплатят немного, но не думал, что всё настолько плохо. Другое дело, что Хаусманн работал в этой должности недолго и ещё не успел набрать того количества взяток, которое позволило бы ему сменить квартиру на немного более терпимую. Я поднялся по скрипящей крутой лестнице, и, согласно указаниям парня, повернул налево. У узкого окна в конце коридора сидела молодая, растрёпанная женщина с разбитым лицом и кормила грудью ребёнка.

– Ш-ш-ш, кусается, маленький ублюдок, - сказала она, увидев меня, и ударила ребёнка пальцами по щеке. Ребёнок расплакался.

– Зигмунд Хаусманн, – сказал я. – Знаешь, где он живёт?

Движениемголовы она указала на дверь, у которой я и стоял.

– Только он болеет, – добавила она, когда я уже отвернулся.

– И чем болеет?

– У матери его спросите. – Она пожала плечами и снова болезненно зашипела. – Как он жрать-то хочет, посмотрите! – сказала она яростно, глядя на ребёнка почти ненавидящим взглядом. – Отец его таким же был. Только всё время жрать ему давай...

Слово „был” в её устах навело меня на мысль, что мужчина уже нашёл себе столовую с немного более культурным обслуживанием, что, несомненно, свидетельствовало о его благоразумии. Я постучал в дверь, которую она мне указала, а когда никто не отозвался, сильно её толкнул. Она открылась, поскольку никто не задал себе труда, чтобы закрыть её хотя бы на защёлку. Из помещения ударила духота ещё сильнее, чем в коридоре, видно, никто не заботился здесь открытием окон. Ба, не были открыты даже ставни, в комнате царил мрак, и моему зрению пришлось некоторое время привыкать, чтобы вообще что-либо увидеть.