Игорь Ковальчук - Бастард: Сын короля Ричарда

Кроме того, ценность приданого и владений королевы Иоанны была известна. Выдавая замуж двенадцатилетнюю дочь, король Генрих приказал, как это было принято, внести все предметы, до последней булавки, в длинный список, и его казначей составил не только перечень с описанием указанных предметов, но и отметил примерную стоимость каждого. Так что здесь вопросов не было. Торг затягивался из-за того, что необходимо было определить размер издержек короля Английского, которые Ричард был не склонен прощать де Лечче. В конце концов поладили на сумме в сорок тысяч унций золота, и Иордан почувствовал, как расслабился и исполнился добродушия английский король. Записанная рукой писца сумма была велика, ее хватило бы на снаряжение еще одного хорошего флота. Можно было не сомневаться, что Иоанне не перепадет ни унции. Сидя рядом с братом, юная вдова не поднимала глаз, она молча ела гранат, пачкая белые манжеты темным соком, и не спорила.

Нельзя было забыть и о том, что помимо Ричарда есть еще Филипп-Август. Издержки французского государя были никак не меньше, чем у англичан, но сумма, предназначавшая ему, была куда скромнее. Синьор Пинский высказал на этот счет должные объяснения. Филипп испытал немалое раздражение, разглядев за его любезностью высокомерное пренебрежение, — власть и возможности Капетингов уступали возможностям Плантагенетов, — но скрыл свои чувства за маской спокойствия. В глубине души он пообещал себе, что расправится с Иорданом. Де Пин был не первым в его списке, но и не последним — свою мстительность Филипп оставил на потом.

Мир, казалось, уже был восстановлен, и теперь предстояло окончательно подкрепить его за пиршественным столом. Но неразличимый шум, и прежде доносившийся до ушей английской, французской и мессинской знати (они, по привычке всех благород-норожденных, не обращали на него внимания), стал громче, причем настолько, что не обращать внимания на него оказалось уже невозможно. Сановники беспокойно зашевелились, и Ричард, успевший пожалеть, что накануне не принял участие в воинском развлечении, требовательно зашарил взглядом — он искал своего коннетабля.

Но коннетабля не было. Военный помощник английского государя на этот раз остался на вилле — это совещание его не интересовало. Блуждающий взгляд короля зацепился за оруженосца Гуго Бургундского, и ему он махнул рукой:

— А ну, посмотри-ка, что там происходит.

— Да, посмотри, — подтвердил рослый бургундец, хмурясь, что Плантагенет счел для себя возможным приказывать чужому вассалу. Но король Филипп настаивал — с Ричардом ссориться не следует, это несвоевременно…

Оруженосец бросился к двери, отворил ее, и вместе с шумом в затененную залу ворвался свет, просачивающийся с галереи. На улицах Мессины было жарко и пыльно, теперь эту пыль легкий ветерок загонял под каменные своды. Злые голоса и крики звучали уже совсем рядом, появились и другие звуки — лязг и звон металла, треск дерева и гул. Что-то происходило на улицах города, и это заставило заволноваться всех присутствующих. Черный Гуго схватился за меч — он почитал себя великим воином, не нуждающимся в телохранителях.

Охрана дворца пополам состояла из людей короля Английского и короля Французского. Люди есть люди — они недолго могли выносить вида сицилийцев, размахивающих прямо перед их носом палками и выхваченными из-под ног камнями. Солдаты ответили пинками и ударами. Завязалась драка, которая с обеих сторон становилась все многолюдней и многолюдней. Из галерей, переходов и залов дворца сбегались солдаты, которые были не прочь размяться, немало таких оказалось и за пределами королевской резиденции. Но и местных жителей становилось все больше и больше.

Гуго Черный, бургундский сеньор, выглянул из цирокого окна нависающей над входом башенки и несколько мгновений рассматривал драку.

— Что происходит? — крикнул он грозно. Мессинцы, задрав головы, получили возможность созерцать роскошный шелковый камзол и налитое дурной кровью одутловатое лицо. А потом в башенку поверх голов англичан и французов вперемешку с ругательствами полетели камни. В большинстве своем они до башенки не долетели, те, что долетели, — не попали, но среди вопящих по-итальянски оказался один знаток французского, и он осыпал ошеломленного Гуго, привыкшего к раболепному почтению черни, отборными матросскими выражениями. Этого бургундец уже не вынес.

— К оружию! — завопил он.

Сеньоры и даже короли, заседавшие совсем недалеко от надвратной башенки, зашевелились. Дик кинулся было к Ричарду, надеясь убедить не лезть в бой, но лицо того в считанные мгновения приобрело хищное выражение, государь оттолкнул своего телохранителя.

— К оружию! — зычно повторил английский правитель.

К нему уже бежал оруженосец, тащивший кожаный подкольчужник и доспех. Второй нес булаву и шлем короля с золотым львом на гребне. Дик с неудовольствием посмотрел на это изделие ювелирного искусства — шлем был турнирный, в бой Ричард обычно надевал гладкий, без единого украшения, но зато куда более прочный. Но, видимо, боевой не прихватили с собой в замок. У оруженосца было испуганное лицо, он совершенно растерялся и оттого выглядел просто мальчишкой. И без того возраст юноши мог считаться самым подходящим для оруженосца — пятнадцать лет. Но такой вояка, конечно, не сможет проследить за тем, чтобы на его величестве все затянули как положено.

Корнуоллец оттеснил мальчишку и принялся сам облачать Ричарда.

Король, едва на нем закончили прилаживать доспех, вырвал из рук второго оруженосца, тоже мальчишки благородного происхождения, булаву и направился к выходу; Дик спешил за ним по пятам. Он понимал, что пытаться остановить государя бессмысленно, и главное теперь — не дать ему погибнуть. За королем потянулись его подданные, и лишь очень немногие заметили, что как Филипп-Август, так и французы, не считавшиеся вассалами английской Короны, отчего-то мешкали. Исключением из этого правила стал Черный Гуго, ярость которого, в общем, легко понять. Кому понравится, если его обзовут женщиной? Да не просто некоей добропорядочной матроной и матерью семейства, а совершенно особенной женщиной, говоря мягко, непринужденно легкомысленной, к тому же за деньги! Нет, у герцога Бургундского были все основания — ведь за свое легкомыслие сомнительного толка он никогда и ни с кого денег не брал!

И королю Английскому, и его рыцарям даже в голову не пришло кидаться в бой пешими — им подвели коней, ждавших на дворцовой конюшне. Тяжелого Гуго пришлось подсаживать в седло его лохматой гнедой лошади — от ярости он не попадал ногой в стремя. Да и, сказать по правде, при таком обширном животе, который с трудом затолкали под мелкоплетеную кольчугу, взбираться на коня было делом нелегким. Это облекало оруженосцев герцога особыми обязанностями.