Лорел Гамильтон - Соблазненные луной

У меня перед глазами поплыли серо-белые звездочки. Кто-то схватил меня за руку – я не видела кто. Коленки у меня подогнулись, мрак застлал глаза, и я повисла на руках у стражей. Воздух стал твердым, я не могла им дышать.

В глазах чуть посветлело, и я судорожно вдохнула и тут же зашлась в приступе кашля, едва не переломившем меня надвое; упала бы, если б меня не держали. Когда кашель прошел, вокруг опять посветлело, и воздух прохладой обдувал лицо. Я дышала. Гален обеими руками держал меня за правый локоть, Адайр за левый и еще за талию, а ноги мои пытались вспомнить, как стоять на земле.

Я решила, что королева куда-то ушла, но ошиблась. Она стояла вплотную к Эймону, всю свою магию направив только на него. Она собирала магию все более узким пучком, пока все помещение от нее не очистилось.

Эймон еще держался за стену. Рот у него широко открылся, но не для глотка воздуха, глотать воздух – это все же дышать, а я сомневаюсь, что ему это удалось бы. Королева могла обрушить на противника сотни атмосфер, она сам воздух превращала в оружие. Я всегда знала, что ее все боятся, но пока я не увидела ее силу в действии, я не понимала, что не одной только безжалостностью она тысячелетиями удерживала власть. Я смотрела в глаза стражей, величайших воинов сидхе, – и видела страх в их глазах.

Они ее боялись. Боялись по-настоящему.

Андаис расхохоталась – диким, пугающим смехом, предвестником страданий и смерти.

Пока я была без чувств, она вынула клинок. И теперь она приставила его к груди Эймона и резанула, словно по кусту, росшему у нее на дороге. Я ждала фонтана крови, но воздух настолько сгустился, что кровь не брызнула – она едва сочилась, так что Андаис успела нанести десяток ран, пока первая начала кровоточить.

– Да поможет нам Мать, – совершенно безжизненным голосом проговорил Дойл. Он стоял почти прямо передо мной. Это он заслонил меня от королевы, когда она пошла к Эймону. Дойл вздохнул и оглянулся на стражей с непонятным мне выражением в глазах.

Рис вздохнул в ответ:

– Терпеть это не могу.

– Как и все мы, – откликнулся Холод с другой стороны от меня.

Я оказалась способна заговорить:

– Что вы хотите сделать?

Дойл качнул головой:

– Времени нет объяснять.

Его черные глаза смотрели уже не на меня, а на Эймона и королеву. Грудь и живот Эймона разрисовала кровь, сочившаяся из множества мелких порезов. На груди открытыми ртами зияли глубокие раны. На боку рана была так глубока, что сквозь кровь белым блестели ребра.

– Нет времени, – повторил Дойл и бросился к королеве.

Холод шагнул за ним, и Рис тоже, взглянув на меня на прощание:

– Это только выглядит так страшно. Ты помни, на нас все заживает.

У меня вдруг быстро забилось сердце. Что они хотят сделать? Я шагнула вперед, но Гален с Адайром удержали меня за руки. Только что их поддержка была мне нужна и вдруг стала ловушкой. Они не давали мне упасть, но и пойти мне не давали.

– Пусти меня, Гален!

– Нет, Мерри, нельзя. – Он говорил, не глядя на меня, глаза у него были прикованы к Эймону. Высокий красавец Эймон на глазах превращался в груду мяса. – С ними ничего не случится.

Тон у него был совсем не такой уверенный, как слова. Я повернулась к Адайру:

– Пусти меня.

Адайр покачал головой:

– Нет, принцесса. Ты не должна вмешиваться, я не отпущу.

– Конечно, не отпустишь, – заметил Бри, шагая мимо нас в вихре золотистых волос. – Так тебе не придется идти нам на помощь.

– На помощь в чем? – спросила я, переводя взгляд с тревожного, захваченного происходящим лица Галена на Адайра, не решавшегося ни встретить мой взгляд, ни посмотреть на королеву, на куски нарезающую Эймона.

Дойл уже был на расстоянии вытянутой руки от королевы. Его бас разнесся по залу:

– Мы вернулись, моя королева.

Она его словно не услышала, весь мир сошелся для нее на окровавленном клинке в ладони и на теле, которое она резала.

– Моя королева! – Дойл положил черную ладонь на белое плечо – чуть выше места, докуда белую кожу запятнала кровь.

Она повернулась к нему так быстро, что глаз едва успел уловить движение. Клинок блеснул серебром, из руки Дойла дугой плеснула кровь.

Я выкрикнула его имя, не успев подумать. Королева изумленно оглядела спальню, пытаясь меня найти, но Дойл загородил ей обзор, и она опять его ударила. И еще раз – прежде чем Рис вышел вперед. Я не слышала, что он ей сказал, но цели он достиг. Она ударила его. У него всего лишь плечи чуть согнулись от боли, он не вскрикнул – но дернулся назад, пытаясь уйти от удара. Ей это не понравилось. Она попыталась ударить Риса, бешено размахнувшись, но перед ней вдруг очутился Аматеон. Она пропорола ему руку от плеча до запястья. Он пошатнулся и повернулся, пытаясь прикрыть руку, – она всадила нож ему в спину, и он упал на колени. Глаза у него широко открылись от боли, и еще что-то в них было: смирение.

– Добро пожаловать в мир стражей, принцесса, – сказал Адайр. – Вот так нам удается оставаться в живых. Такого никто не видел, кроме королевы и ее Воронов. Ты в избранном кругу.

Сарказм и горечь его слов резали воздух будто клинком.

Негромкий звук привлек мое внимание к стражам, заполнившим помещение массой обнаженной кожи и шелковых волос. Волос цвета свежего сена, цвета дубовых листьев, цвета стрекозиных крыльев на солнце, цвета пурпурной пасхальной травки; кожи, которая блестела на свету белым металлом, мерцала и искрилась золотой пылью, кожи, будто разрисованной под мех лучшим из мастеров татуировки, кожи красной как пламя и розовой, как жевательная резинка. Даже лишенные одежды и оружия, они все равно все были разные, все – неповторимые. Они были неблагие сидхе, раздеть их не значило что-то у них отнять.

Я не знала, кто издал тот звук, но одна пара глаз глядела на меня в упор сквозь водопад серых волос – не седых, как у стариков, а серых, как тучи перед дождем. Глаза под этими длинными рассыпавшимися волосами были неуловимого зеленого цвета, такого желто-зеленого, почти золотистого – таким кажется мир за миг до того, как сила небес с ревом обрушится на голову. Глаза цвета мира за миг до того, как он утонет в грозе. Потому что передо мной был он – Мистраль, повелитель ветров, буреносец. Глаза у него были изменчивы, как погода, и неуловимый зеленый цвет означал, что он в ярости. Мне говорили, что когда-то давно небо темнело, когда глаза Мистраля приобретали такой цвет.

Он встретился со мной глазами и не отвел взгляда. Всем лицом он сказал мне, что я всего лишь какая-то никчемная принцесска, что я стою здесь в безопасности, под защитой, когда они истекают кровью. А может, моя нечистая совесть мне это все подсказала. Отец воспитал меня в уверенности, что не только король властвует над своим народом, но и народ имеет власть над королем – потому что король должен заботиться о народе. Я намерена стать королевой, властвовать над жизнью и смертью этих людей – но сейчас я прячусь в углу. И перепугана так, что едва могу думать. Хватка Галена и Адайра уже не оскорбляла меня, а дарила надежду. Я хотела, чтобы они меня держали. Хотела иметь оправдание бездействию. Я пряталась за спиной у того самого народа, который должна была защищать. Взгляд Мистраля подействовал на меня как удар. Он стоял на коленях на полу там, где велела стоять ему королева – наверное, угрозой, что если он двинется с места, то и его прикуют к стене. Обычная ее угроза. Я как-то стояла здесь же на коленях, пока не упала в обморок. В конце концов, я всего лишь смертная, я не способна сутками стоять на коленях. Они способны. И стояли, если ей того хотелось.