Генри Олди - Кровь пьют руками

— Но… Разве я не умерла?

— Вот елы!

И опять бог смутился. Удивительно: ни у заокеанского Пола-Пашки, ни у вздорного борзописца Алика, ни у черного Ворона-Молитвина я не видела таких глаз — живых, ярких. Странный бог! И, наверное, хорошо, что странный.

Мельком подумалось: а может, раньше я просто не умела смотреть? — подумалось и сразу исчезло, как не бывало.

— Понимаешь, сестренка, я и сам в этом не шибко разбираюсь. Вот Саня тебе все как есть разъяснит! Я так себе мыслю: мир вроде бы меняться начал. А мы, стало быть… Не, не объясню!

Я улыбнулась богу — растерянному богу, который чесал в затылке и не знал, как пояснить то, что много лет назад рассказывал мне Саша.

Я и без него все знала.

Они были как свет — «эхно лхамэ». И они вновь стали светом — под золотым неровным небом.

И Саша не забыл меня.

— Вот сейчас дорисую — и пойдем. Саня говорил, будто дочке вашей помощь нужна… Я вздрогнула.

Эми!

Я ведь обещала приехать! Обещала!

— Ты это… Не волнуйся, Ленок! — Широкая ладонь ласково дотронулась до моего плеча. — Все путем будет! И дочку повидаешь, и, даст Бог, внучку. А ежели какая лажа, мы там всех гадов, v карету, по стенке размажем!

Голос бога на миг дрогнул, треснул мимолетной ноткой сомнения, но я пропустила это мимо ушей. Внучку? Господи, помилуй, внучку! Кто бы подумать мог! Внезапно я почувствовала уверенность — жгучую, почти болезненную, такую неожиданную после всего, что случилось со мной в эти страшные дни. Владыка Вечноживущий, застреленный в девяносто втором Мессия, прав — все путем. Я увижу Эмму. Я не дам девочку в обиду!

Интересно, какого Бога только что помянул Мессия?

— Владыка, а почему они хотят… Зачем им нужна моя… внучка?

Бог отложил карандаш, нахмурился.

— Ну… Понимаешь, твоя внучка там, внизу, вроде как за главную будет. Самая-самая. Вроде как мир в ней, ну… воплотится, что ли? Не, ты лучше Саню спроси! Да не бойся, мы этих штукарей враз! У меня с ними счеты — и не пересчитать, елы!

— Враз? — усмехнулась я, понимая, что никогда не научусь улыбаться так, как он, светло и ясно. — Черным Мечом?

— Мечом? — Бог скривился, словно дольку лимона сжевал. — Да ну его, заразу, тяжелый больно! Оно и без меча сподручно…

Трещина сомнения заново прошлась по сказанному богом — будто прежняя, памятная трещина в голубом небе, приоткрывшая для взгляда золотую твердь Последних Небес.

И на этот раз я не смогла отмахнуться от проклятой трещины.

Бог взялся за карандаш, а я затихла в смутном раздрае души. Все путем, Ленок! Все путем! Только почему рисунок?..

— Владыка! Можно, я… Можно посмотреть? Бог кивнул, чуть подвинулся. Я присела рядом. Карандаш летал, быстро касаясь бумаги.

…Грязный снег, обломки вертолета, тело Игоря с пистолетом в руке, догорающие бревна, Алик в латаной куртке, лежит, уткнувшись лицом в грязь. Листок — маленький, слегка примятый…

Рисунок изменился. Прямо поверх знакомой картины медленно проступало лицо — тоже знакомое. Губы кривились, маленькие темные глаза недобро щурились. Чернобородый из Малыжино смеялся — торжествующе, победно.

«Мы еще встретимся, старший следователь Гизело! Встретимся — но уже не здесь. МОЕ царство…»

Господи! Его царство!

— Владыка! — Я закрыла глаза, пытаясь собраться с силами. — Владыка, пожалуйста, сотри это! Сотри! Этого не должно быть!

В ответ — тяжелый вздох.

— Ага, сотри… не могу, елы! Получается так, хоть тресни! Стер бы, да мешает!

— Что мешает?

Я вновь взглянула на рисунок. Грязный снег, обломки вертолета…

— Вот! — карандаш остро ткнулся в маленький белый четырехугольник. — Если бы не это, я б его сразу, елы! Мешает?

…Листок — маленький, слегка примятый. Карандаш чуть обозначил буквы: «Нам… здесь…»

Алик не успел. Наверное, просто не заметил, когда одна-единственная бумажка выпала из рук…

— И ничего уже не изменить? Ничего, Владыка?!

Бог не ответил.

Значит, все.

Шаман-Молитвин мертв, и Легат-Алик мертв; и Пол-у-Бог… как сказал смешной Залесский? «Пашка не сумеет защитить его. И я тоже не смогу, особенно если… мертвый. Его будут искать. Очень искать. Он — ребенок Пашки, они будут искать его…»

«МОЕ царство скоро будет всюду!»

Всюду? Значит, и в Городе, и в Южной Каролине? И даже здесь, под Небом Золотым?!

Пол, Алик, далекая девушка с обожженным лицом, остальные — просто люди. Хорошие слабые люди, случайно ставшие вровень с богами. Их вытолкнули вперед — и они даже не всегда могут понять, объяснить… но забиваться обратно во второй ряд они тоже не стали.

Малыжинскому демиургу не нужны объяснения.

Он взял сам.

Он знает, что кровь пьют руками.

И теперь, когда Мир вновь согрешил… Значит, все зря? Упал под пулями Володя, закрыл усталые глаза Ворон, истек кровью Алик, мертвы его друзья, убит Игорь; ушла, сбежала я…

Я тоже — зря?

— Владыка!

Бог удивленно поднимает голову.

Я протягиваю руку, беру без спроса.

— Ленок! Ты это… Зачем?

Рисунок у меня. Встаю, подхожу к холодному тихому огню.

— Спасибо, Владыка! Спасибо за все! Саше…

Передай…

Договорить не успеваю — бумага вспыхивает сразу, со всех концов. Чернобородое лицо корчится, щурит глаза…

…Грязный окровавленный снег, догорающие доски, мертвая рука Игоря, сжимающая бесполезный пистолет…

Боль.

Никогда не думала, что может быть так больно.

До листка, проклятого листка — всего полшага. Чуть сдвинуть локоть, протянуть руку…

Если бы у меня была зажигалка! Почему у меня нет зажигалки! Почему?..

Нам.

Здесь.

Жить…

КОНЕЦ

Март 1995 — июль 1998 гг.