Евгений Онегин - Путь к вершине

На галерее повисла тянущая, изматывающая тишина.

— Такова природа людей. Им всегда мало — земли, богатств, знаний, чужих восхвалений — всего, что только можно придумать! Они всегда тянутся вдаль, а тех, кому не повезло оказаться на их пути, они давят подкованными сапогами. Безжалостно и хладнокровно. По счастью, друг другу они рвут глотки ничуть не менее охотно, чем другим. И мы пользуемся этим. Порой — беспринципно, порой — ломая жизни тех, за кем нет никакой вины. Тех, кто в гораздо меньшей степени, чем остальные, подвержен проклятому кровавому безумию, способному захлестнуть этот народ. Они слишком любят воевать — что ж, мы даем им такую возможность.

Кулаки Кесиана сжались. Он хотел, он пытался возразить беспощадной отцовской логике, но возразить ему было нечего.

— Однажды ты унаследуешь мои титулы, и тогда перед тобой тоже во весь рост встанет очень непростой вопрос. Готов ли ты оставить людей в покое? Не увеличивать их горя, их страданий, не засевать семена, из которых вырастают все новые и новые смерти — чтобы однажды новая Роадана принесла все то, от чего ты избавил человечество, в твой собственный дом? Каков будет твой выбор?

— Сегодня ты лишаешься права на родовое имя. Ни одна семья отныне не принадлежит тебе, так же, как и ты не принадлежишь ей.

Мраморные плиты давным-давно заставили колени онеметь, однако Астаэлле даже не пыталась пошевелиться. Неприятные ощущения нетрудно убрать при помощи простенького мистического узора, но здесь, в Башне Соцветий, святая святых Таэрзис, подобное считалось кощунством.

Тацэйре, в роскошной пятицветной накидке медленно подошла к коленопреклоненной девушке, чьи белоснежные волосы рассыпались по отполированным столетиями мраморным плитам. Рассветные Стаи, украшающие обшитые деревом стены, наблюдали за одним из главнейших ритуалов мистического сообщества таэтис.

Обступившие их участники Круга склонили головы, исполняя древний церемониал.

— Отныне твой род — Рассветная Империя, а твоя семья сегодня стоит перед тобой и глядит в твою душу.

— Дочь Таэтис, сестра Престола, мать Соцветий, — слившиеся воедино голоса пропели древнюю формулу принятия в Круг. Предназначенная Астаэлле пятицветная накидка — такая же, как и та, что украшала остальных присутствующих — пестрым комком полетела на пол. Над высоким сводчатым потолком пронесся изумленный вздох. Девушка замерла, не сводя с Тацэйре обескураженного — иного слова и не найти! — взгляда. Она же должна накрыть ее плечи, почему…

Щелкнула пряжка, державшая накидку на плечах наставницы. На залу Соцветий рухнула звонкая тишина. Неведомая сила сдавила горло Астаэлле с такой силой, что удержаться от потрясенного всхлипа удалось лишь ценой невероятных усилий. Радужная ткань, сияющая едва заметным золотистым свеченем, плавно опустилась на вздрогнувшие плечи.

— Почему? — Потрясенно прошептала Астаэлле. В васильковых глазах застыл клубок из ужаса, изумления и робкого, отчаянного трепета. Отдать неофиту собственную накидку означает вместе с ней передать и социальный статус. В мгновение ока юная таэтисса из юной ассистентки, только что принятой в круг, превратилась в одного из высших магистров-сэорис, заняв освободившуюся ступень в иерархии Круга.

— Такова воля Богини Судеб, девочка. — На губах Тацэйре играла загадочная полуулыбка. — Надеюсь, со временем ты поймешь ее мотивы.

К счастью, остаток церемонии неофиту полагалось безмолвно стоять вместе с остальными членами Круга. Могущественнейшие мистики Континента безмолвно стояли, встав кольцом вокруг поднявшейся на ноги девушки. Ритуал требовал от каждого потратить некоторое время на размышления о вечности империи. Таэтис стоит, в то время как императоры, высочайшие и сэорис приходят и уходят, сменяя друг друга по безжалостному закону богини судеб, предначертавшей свой век для всего живого. Астаэлле сильно подозревала, что на деле мысли присутствующих заняты куда более приземленными вещами. Да и сама она была далека от возвышенных размышлений о судьбах государства.

Наконец, седовласый таэтис в такой же многоцветной накидке, хлопнул в ладоши. Громкий звук пронзил ушедшую глубоко в размышления девушку, словно удар кнута. Церемония окончена.

— Надеюсь, сэорис сочтет возможным навестить свою бывшую наставницу? — Тацэйре склонилась перед ученицей в низком поклоне. Астаэлле поймала тревожный взгляд проходившего мимо мистика. Похоже, остальных выходка старухи шокировала даже сильнее, чем беловолосую таэтиссу. Тем не менее, они расходились — в полном согласии с освященным веками обычаем, коий предписывал хранить торжественную тишину, проникнутую размышлениями о важности момента для судеб страны.

Девушка открыла было рот, но осеклась под жестким взглядом старухи. Ну конечно. Правила не распространяются на бывшую наставницу, коль скоро та отказалась от места в Круге в пользу ученицы. Но вот для самой Астаэлле осквернить мрачную, настороженную тишину, нарушаемую лишь шорохом мантий — непозволительная роскошь.

Все то время, что они шли по переходам башни, Тацэйре ни на миг не отступила от этикета, следуя в двух шагах за спиной новой сэорис. В подчеркнуто почтительном обращении, которое женщина, до сего дня обладавшая колоссальным влиянием на дела Круга, оказывала бывшей ученице, было что-то даже не неправильное, а запредельно безумное. Астаэлле прекрасно понимала, зачем старуха играет комедию — та старательно демонстрировала всем, кого они встречали на пути, новый статус вчерашней послушницы.

Дорога до комнат Тацэйре заняла не так уж много времени, однако и его хватило с лихвой, чтобы Астаэлле успела насмотреться на вытаращенные глаза и раскрытые рты. Исключение составили лишь немногочисленные слуги — этим, в массе своей, совершенно безразлично, перед кем гнуть спину. В отличие от остальных обитателей башни — их поклоны иначе как деревянными и назвать было нельзя. Успевшая прийти в себя Астаэлле с тревогой заметила, что подобный поворот, поставивший ее выше многих полноправных мистиков круга, далеко не все приняли с радостью.

— Может быть, хоть теперь ты объяснишь мне, зачем это было нужно? — Астаэлле резко развернулась на каблуках. Синие глаза требовательно впились в безмятежное лицо наставницы.

— То есть, объяснение, озвученное мной публично, тебя не устраивает? — лукавую улыбку Тацэйре можно было истолковать ох как двояко.

— А должно!? — Широко распахнувшиеся васильковые глаза мало что не метали молнии.

— Ты еще долго собираешься сверлить меня своими глазищами? — Безмятежно поинтересовалась старая таэтисса. Повинуясь едва заметному движению брови, стеклянные колбы под потолком засияли мягким оранжевым светом. По белым волосам Астаэлле проскользнула волна исходящего от них тепла. Почему нельзя, как и в Таэсоннэ, слегка отодвинуть зимнюю стужу? Таэрзис — второй по значимости город империи. Это если забыть, что большинство членов Круга полагают его очень даже первым — мол, мало ли какой император где засел. Империя держится отнюдь не на мечах военных, что бы те не полагали по этому поводу.