Альфред Аттанасио - Пожиратель тени

Лучезарный неохотно протянул палец к Ожерелью. Искорка проскочила между пальцем и прозрачным камнем, радуги во всех хрустальных призмах стали плотнее. И тут же среди граней засветились образы.

Бульдог висел бурой шкурой на хвойном подросте. Его зашвырнуло высоко в холмы, на опушку старого леса. Ветерок шевелил на нем шерсть, ноздри раздувались, вдыхая запахи, несущие вести о странных животных.

— Я нашел Бульдога! — воскликнул Рик. — Он, кажется, оглушен. Он ранен?

Азофель заглянул в глубь сновидения и ощупал упомянутую сущность.

— Физически он невредим, но удар лишил его памяти. То же самое было с его напарником, когда он прибыл на Ирт. Он ничего не помнит.

— Тогда надо восстановить его память. — Рик Старый протянул камни Лучезарному. — У него сейчас нет Чарма, а без него память не вернется.

Азофель снова стал рассматривать топчущихся на морозе овец под ясным куполом неба.

— Какое-то время Бульдог сам за себя сможет постоять. Поглядев снова в кристаллы, Рик увидел, что Бульдог ловко спускается по обламывающимся еловым веточкам. Холод не пробирал его через шерсть. Двигался он умело, но осторожно, внимательно рассматривая поляны под снежным навесом ветвей.

— Теперь покажи мне Бройдо, — велел кобольд, и призмы ожерелья стали молочно-матовыми. — Бройдо, эльфа-советника с Края Мира. Покажи мне Бройдо.

— Он погиб.

Призмы стукнулись о грудь кобольда.

— У него был Чарм! Меч змея…

— Этого оказалось мало.

Рик Старый закрыл морщинистые веки, неуклюже раскрыл рот, пораженный горем. Потом зубы клацнули.

— С этим мы смириться не можем.

— Выбора у нас нет, кобольд. — Азофель отвел с лица живые и яркие пряди волос и повернулся к Рику. — Ты еще не понял? Разбрасываться энергией из сочувствия к этим душам мы не можем. Вся сила нам нужна для борьбы с Даппи Хобом. Он знает, что мы идем к нему, и будет готов.

Щетинистый подбородок кобольда упрямо задрался к коричневым холмам, теряющимся в морозной голубой дымке.

— Он там… его труп. Остановимся и подберем. Хоть это мы должны для него сделать.

— Забудь ты своего эльфа! — По лицу Азофеля проползли искры. — Думай о наших мирах!

Брови Рика укоризненно сошлись на переносице:

— Ради этого он и погиб — ради наших миров. Он знал, на что мы идем. И он один из нас в этом чужом мире. — Голос кобольда стал медленнее — такая в нем зазвучала убежденность. — Мы не бросим его здесь. Даже его труп.

Азофель скривился, но возражать не стал. Безымянная владычица назначила этого кобольда его ведущим, и хотя приказ Рика противоречил главной цели, он был созвучен с пробудившимся в Лучезарном слабым интересом к этим жизням, заключенным в чужом сне. Он замедлил ход и, не прикасаясь к рулю, развернул машину и поехал назад к проселочной дороге, где ощущал тело.

— Покажи мне тело Бройдо.

Кобольд, прищурясь, вглядывался в Ожерелье Душ, и оно показало ему внутренность бревенчатого бара. Тело задравшего брови эльфа свисало с потолка на цепях для шин. Под ним сидели бражники с пенными кружками какого-то ферментированного варева, горланили, смеялись и передавали друг другу меч змея.

Машина остановилась перед каменистым потоком, где осенние листья вмерзли в лед. Рик недоуменно оглянулся на темные оледенелые деревья.

— Зачем мы здесь встали? Азофель вышел и перешел ручей.

— Погоди! — Рик распахнул дверь и вышел вслед за Лучезарным в серый мир. — Куда мы идем?

Азофель ничего не отвечал на его спутанные вопросы, и кобольд поотстал в нагромождении ползучих растений, обледенелых ветвей и гниющих бревен. Оставшись один среди закутанных туманом деревьев и не видя других следов, кроме своих, он чуть не впал в панику. Но тут его позвал угрюмый голос Лучезарного.

Азофель стоял рядом с дубом, треснувшим до бледной сердцевины. У подножия расщепленного дерева лежало скорченное тело. Пряди светлых волос разметались по снегу.

— Это маркграфиня! — Рик Старый отвел волосы с лица и увидел, что на нем нет явных ран. Но женщина не дышала. — Чарм амулетов защитил ее тело, но не душу. Душа отлетела.

Лучезарный не стал дожидаться просьб или приказов кобольда. Со звуком, похожим на пламя, он поднял руку к небу, и она расплылась от запястья, достигая тех эмпирей, где плыла душа Джиоти, растворяясь в пустоте. И Лучезарный вложил душу обратно в тело.

Совершенно неожиданно, в момент слияния, когда свернувшаяся кровь снова потекла и душа ожила, встрепенувшись, Азофель ощутил сердцевину этой жизни, где рождался сон. Там была та же ясность, что в его собственном ядре, и красота этой ясности восхитила его. В середине каждого живого существа есть одинокая звезда, льющая свет, подумал он про себя, удивляясь, что никогда не думал об этом раньше.

Джиоти медленно села. Память по капле возвращалась в замутненный еще мозг. Чарм Азофеля наполнил ее и успокоил, пока она вспоминала. Когда у нее набралось достаточно сил, чтобы можно было встать, она пошла через лес к машине.

Рик поддержал ее, но глаза его смотрели на цепочку следов, оставленных в снегу Азофелем.

— Времени у нас в обрез, — стал объяснять кобольд маркграфине, увлекая ее под руку, чтобы ускорить продвижение по зимнему лесу. — Азофель становится тяжелее — все меньше света…

Слова замерли на языке Рика, когда он глянул в Ожерелье Душ и увидел приземистых, коренастых воинов в остроконечных шлемах, бегущих между деревьями с топорами в руках.

— Гномы! — Рик испуганно обернулся через плечо на пустые сосновые поляны и потянул Джиоти вперед. — В лесу гномы!

Джиоти рефлекторно потянулась к Глазам Чарма, не сразу вспомнив, что все амулеты разбились в чармовую пыль при ударе. Радость, которую она испытала, поднявшись из мертвых, испарилась. Снова ее пробрал холод, и Джиоти охватила себя руками, пытаясь согреться.

Она все еще не до конца соображала, будто поднявшись только что из глубокого сна. Память отстраненно взирала на Джиоти, будто отдельная личность, и Джиоти подумала, не снится ли ей все это. Потом пришла страшная мысль, что Риис погиб в тот миг, когда она рухнула на Темный Берег. И она ощущает собственное «я» именно потому, что он мертв. Горькая скорбь охватила ее, но Джиоти напомнила себе, что она на Темном Берегу, без Чарма, и ничего наверняка о Риисе знать не может.

Азофель прислонился к крыше автомобиля, глядя на светлые перистые облака, протянувшиеся по небу. Несмотря на близкую опасность, он был поражен верностью света. Даже здесь, на Темном Берегу, общее для всей вселенной излучение отбрасывало тень от любой жизни. У каждого был свой свет — и у него, и у безымянной владычицы, и у того высшего существа, сновидением которого она была. Сознание, разум, сама жизнь этих существ, живущих хрупкими надеждами, были такими же — точно такими же, как у него самого.