Татьяна Умнова - Вампиры замка Карди

— Да, конечно. Мне они все равно не нужны: никто из нас никогда не вернется в это кошмарное место.

— А мне вот предстоит как раз туда отправиться.

— Вам лично?!

— Да, это моя личная операция, поскольку я считаюсь как бы преемником доктора Сьюарда. Поэтому сам и занимаюсь подготовкой, причем времени у меня действительно очень мало… Но я верну вам эти планы, мистер Карди. Пусть они у вас и остаются, я только отвезу их в Новый Орлеан, где мне быстро сделают очень точные копии в нескольких экземплярах: для меня лично, для нашего архива в Лондоне и для нашего архива здесь, в Штатах.

— Как угодно, — пожал плечами отец. — Я могу без сожаления расстаться с ними.

— Но это же семейные реликвии! — шокировано воскликнул лорд Годальминг. — А я могу погибнуть еще на пути в Британию, пересекая океан.

— Мне они не слишком дороги. Если я узнаю о вашей смерти, я буду куда больше опечален, чем в случае утраты этих реликвий. Вы — благородный и храбрый человек, а это — всего лишь бумажки.

Отец, не скрываясь от гостя, открыл потайной шкаф, спрятанный за одной из картин, и достал свиток пожелтевших листов и тетрадь. Листы он положил на стол.

— Вот карты и планы. И документ… Важнейший документ. История нашего рода, Гарри. Это — перевод на английский воспоминаний одного старого монаха, который в течение более полувека служил в одной из валашских церквей и в частности был личным исповедником семьи Карди. Одряхлев, он ушел в монастырь. И там перед смертью надиктовал эти воспоминания. Одну из копий передали Карло, единственному европейскому потомку Карди. И Карло передал их мне, когда я спешно покидал Румынию. Чтобы я ознакомился и понял… Понял все о нашей семье. Прочти это. И если появятся вопросы… Задай их нашему гостю, пока он здесь. А мне, прости, тяжело говорить обо всем этом.

Нет, Гарри не мог, просто не мог поверить во все это! И только в самой глубине души у него трепетало жуткое воспоминание… Воспоминание, которое он тщетно пытался подавить.

Горящие зеленые глаза. И голос, пробуждающий его из небытия.

Быть может, так и становятся вампирами? Но ведь его не тянет пить кровь!

И вообще — ведь этого не может быть. Всего этого. И того, о чем рассказал отец. И того, что случилось с самим Гарри.

Он послушно открыл тетрадь и увидел желтые ломкие страницы, и поблекшие от времени чернила, и ровные строчки, выведенные каллиграфическим почерком: «Сие записано смиренным братом Андреу со слов смиренного брата Петру, в монастыре Святого Духа, с апреля по май 1878 года…»

Между тем, отец разложил карты на столе, осторожно разгладил.

— Мне кажется, будет лучше, если первый раз вы изучите их в сопровождении моих комментариев, лорд Годальминг. Я все-таки там был и хорошо помню. Пусть это будет вкладом семьи Карди в наше общее великое дело!

— Вклад уже был, — прошептал Гарри.

— Да. Гибель Натаниэля. И твое ранение. Но это — ваш вклад. Пусть будет и мой. Взгляните, лорд Годальминг, вот этими крестиками на всех картах помечена часовня, где… Ну, вы понимаете?

— Да. Понимаю.

Их головы склонились над картами.

А Гарри принялся читать рукопись.

…Когда Гарри закончил читать и поднял глаза от тетради, он вдруг осознал, что наступила ночь, и темные бабочки с шелестом бились о стекло ночника, и падали на стол и на ковер, падали и умирали, а сад был полон таинственных шорохов и тихих голосов ночных тварей. Гарри смутно помнил, что ночник принесла старая чернокожая служанка. Вот только он тогда не обратил внимание, что это — ночник, что за окнами сгустилась тьма, что время ужина уже прошло. Но хороши предки! Как минимум половина — сумасшедшие. Или сумасшедшие вовсе не его предки, а тот, кто придумал эти «мемуары»?

— Он был сумасшедший! Этот ваш монах, — решительно заявил Гарри, и слова его взорвали тишину. — Просто больной человек. С богатым воображением. Прости, отец. Но я все равно не могу поверить… Я не верю в живых мертвецов!

Последнюю фразу Гарри почти выкрикнул. Отец и лорд Годальминг удивленно взглянули на него, подняв головы от каких-то карт, которые они изучали, тихо переговариваясь. Но Гарри ничего не замечал. В ушах у него грохотало: «Лазарь, выйди вон…» В это тоже невозможно поверить, как и в вампиров… И если он поверит в вампиров, ему придется поверить, что самому ему место в могиле!

— А вам и не нужно верить в это, молодой человек, — спокойно сказал лорд Годальминг. — Верьте в то, во что вам проще верить. Ну, например, в то, что замок ваших предков нацисты хотят использовать в качестве помещения для изготовления биологического оружия, которое они потом против нас же и направят! Прежде всего — против моих соотечественников, но позже может придти и ваше время, ведь Америка и Англия — союзники… В это вы верите?

— Верю. И мне очень больно это слышать. Но все же, мне кажется, что вы с отцом верите в то, что…

— Это наше дело, Гарри, во что мы верим! — оборвал его теперь уже отец. — Давайте закончим этот бессмысленный спор. У лорда Годальминга очень мало времени.

Чуть позже заглянула Кристэлл и предложила поздний ужин. Но все трое мужчин отказались. Им было сейчас не до еды… Зато этой ночью Гарри не напился.

И на кладбище не ходил.

Митя проснулся. Поезд стоял и было за замазанным зеленой краской окном темно и тихо-тихо… Почему-то Митя понял, что это остановка конечная, даже до того, как услышал грохот сапог в коридоре.

Первое, что он увидел, когда спрыгнул с подножки на землю — была луна. Большая, белая, круглая. Сладко пахло травой и цветами, оглушающе звенели цикады. Как в сказке или во сне.

Митя задохнулся свежим воздухом, пьянящем не хуже вина после духоты и вони вагонного купе, даже подумалось вдруг, что его привезли в какой-то другой мир. На самом деле в сказочный, — потому и окна в поезде замазаны краской, чтобы не было видно перехода между обычным миром и потусторонним. Если бы еще не солдаты с автоматами, постоянно пихающие в спину, ощущение нереальности было бы полным. Но увы, увы, если сзади топают сапожищами эсэсовцы — это точно реальность!

Они пошли от железной дороги прямо через поле, через высокую, колышимую ветром траву. Может быть, побежать? Пусть застрелят. Наверное хорошо будет лежать на мягкой траве под светом луны…

— Давай топай быстрее, парень, — эсэсовец слегка подтолкнул его дулом автомата.

После общения с Манфредом, Митя понимал немецкий почти так же хорошо, как свой родной язык. На самом деле не было никакого особенного различия в диалектах, Митя теперь его вообще не замечал, просто учительница немецкого в средней школе Љ 6 города Гомеля не правильно произносила слова.