Владимир Холкин - Авгур

Андрей смотрел на Эксклав с фантастической высоты. Каким-то образом он мог охватить территорию одним взглядом, не утруждая себя поворотами головы. Тучи, скопившиеся внизу, тоже никак ему не мешали, как будто их там и не было. Он не сомневался, что при желании рассмотрит каждую травинку в лесу и каждый булыжник возле дороги, заглянет в любой закуток «питомника» или в подвал «восьмерки», но не испытывал ни малейшего интереса. Он уже увидел здесь все, что могло повлиять на его решение. Ну, разве что, одно, последнее дело…

Используя неведомый зум, он приблизил к себе палату, где на койке, закрыв глаза, лежала девчонка с выцветшей «паутиной». Инга не приходила в сознание, и лицо ее было отрешенно-спокойным. Тонкое плечико виднелось из-под больничного одеяла. Чувствуя комок в горле, Андрей отвел взгляд и случайно заглянул на пост охраны у входа. Цербер сидел, уставившись в старенький телевизор. Там передавали концерт — эстрадная дива соблазнительно изгибалась, а на заднем плане виднелась новогодняя елка. Андрей удивился — получается, уже Новый Год? Опять, наверно, скакнул во времени…

Он присмотрелся, но изображение в телевизоре дергалось и двоилось — видно, антенна была плохая. Тогда он решил не ломать глаза, а просто вернулся в Горючий Зал и сделал так, чтобы стена перед ним превратилась в телеэкран. Получилось круто — картинка была объемная, а звук доносился как будто со всех сторон. Как в кинотеатре Dolby Surround, который так расхваливал Пашка, а Андрей не удосужился посетить.

Сначала на экране возникла светская львица Дарья Катценберг. Логотип канала Андрею был незнаком — видимо, что-то новое. Визгливым голосом Дарья рассуждала в том духе, что наступающее столетие будет очень удачным — хотя бы потому, что на ТВ наконец-то появилась она. И отныне счастливые телезрители будут видеть ее по нескольку раз на дню, а количество лохов на голубом экране будет, наоборот, стремительно уменьшаться. Довольная львица скалилась, обнажая белые, как сахар, клыки, а по ее лицу ползли чернильные нити.

Переключив канал, Андрей увидел заставку: «Новогоднее обращение президента Российской Федерации Б.Н. Ельцина». Гарант конституции изобразил улыбку и с неповторимой интонацией произнес: «Дорогие россияне!» Борис Николаевич за последние месяцы явно сдал, темп речи ощутимо замедлился, но хмурить брови по-прежнему получалось неплохо.

— Признаюсь вам, — натужно скрипел гарант, — еще несколько месяцев назад я рассчитывал, что накануне Нового Года в последний раз обращусь к вам в качестве президента. Да, я сегодня хотел уйти. Уйти, чтобы передать власть сильному человеку, достойному быть главой государства. Но красно-коричневые не позволили мне этого сделать. Спровоцировав парламентский кризис, едва не перешедший в войну, они не оставили мне возможности для цивилизованной смены власти. Я вынужден был распустить Госдуму, и теперь не могу оставить страну в такой тяжелый момент. Поэтому я принял решение. Я остаюсь. И сделаю все возможное, чтобы Россия никогда не вернулась в тоталитарное прошлое. Я и мои соратники обещаем — мы окончательно уничтожим коммунистическую заразу, которая не дает нам совершить рывок в прекрасное, богатое будущее…

Эх, подумал Андрей, Михалыча на вас нет. Тот бы вас поправил. Как он там объяснял? В том смысле, что дерьма-то раньше хватало, но еще имелась Мечта — именно так, с большой буквы. Вот только люди, сидящие в черных иномарках с мигалками, про нее не подозревают. У них для этого нет органов восприятия. А те, что имеются, позволяют, разве что, различить, в какой стороне кормушка.

Мечту вы похерили, а новой не появилось. А без нее — какое будущее, мать вашу за ногу? Впрочем, ясно какое — Дарья Катценберг в ударных дозах по телевизору и растущее поголовье лимузинов с мигалками, которые уже с трудом помещаются на московских проспектах. А лет через десять-двадцать подрастут такие, как Пашка, и примут, так сказать, эстафету. Тогда вообще — туши свет…

Пашка, да. А еще Рома, лысая тварь. И зеленоглазая ведьма. И сумасшедшая крыска из паспортного стола. Елки-палки, целая кунсткамера уже набралась с того момента, как закончилось детство. А ведь времени прошло всего ничего — не по календарю, а по его, Андрея, личному счету…

Да уж, взрослая жизнь. Получил клеймо на предплечье — и все, не рыпайся. Двигайся по предписанной колее…

Нет, ребята. Стоп. Этот поезд дальше не едет.

Забавно, а ведь он, помнится, смотрел передачу, где кто-то из многомудрых астрологов утверждал — все завершится в последние секунды тысячелетия. Надо же, угадал, стервец. Ну, иногда и палка стреляет…

Ельцин уже заканчивал говорить, и Андрей отключил экран. Стена опять обрела прозрачность, и теперь он, вопреки законам природы, видел перед собой не только Эксклав, но и всю шестую часть суши — целиком, вплоть до Тихого океана. Электрические костры городов мерцали в снежном безмолвии.

Андрей посмотрел на свое предплечье. Разноцветные тончайшие нити переплетались, и он подумал, что, если взять микроскоп, запастить терпением и пересчитать волокна, то их окажется примерно сто пятьдесят миллионов. Как и людей внизу — тех, кому он принес послание.

Послание о том, что время этого мира вышло.

Он положил ладони на белый череп.

Башня вздрогнула и, вроде бы, слегка повернулась вокруг оси. Словно скелет мурены, скрученный в штопор, попробовал распрямиться.

Кости-этажи заскрипели.

И на фоне этого скрипа вдруг послышался еще один звук — настолько здесь неуместный, что Андрей не поверил своим ушам. Достав из кармана куртки пищащий сотовый телефон, он с недоумением уставился на него. Потом все же надавил на кнопку приема.

— Алло.

— Андрей? — спросил испуганный женский голос.

— Да, — сказал он. — А вы кто?

— Это Аня! Одноклассница твоя, помнишь?

Он не сразу сообразил. Спросил машинально:

— Как ты меня нашла?

— Мне твоя мама номер дала! Сама она так и не дозвонилась. Сеть перегружена, или что-то типа того. А я вот смогла, представляешь, как повезло? Как у тебя дела? Я соскучилась! Ты в отпуск не собираешься?..

Она трещала без перерыва, но он не слушал. Просто думал о том, что все-таки в его жизни были не только мумии. Еще были мама, Инга. И Анька — глупенькая спортсменка, которая приходила провожать его на вокзал.

И вообще, все могло бы быть по-другому. Если б не эти чертовы полосы на руке! Жил бы спокойно…

— Алло, Андрей, ты слышишь меня?..

— Слышу, Ань, просто тут иногда помехи…

— Я говорю, часы бьют! С Новым Годом тебя! Ой, я так рада, что дозвонилась! Я знала, что все получится! Помнишь, когда мы на перроне стояли, ты сказал: «Не бойся, это еще не все?»