Людмила Музыка - Сын герцога

К тому же, теперь было понятно, почему после исцеления не осталось ни шрама, ни боли. Книгу «Жизнеописание народа эльфов» сын герцога перечитывал ни один раз как до смерти мастера Риама, так и после нее. А после появления Лара практически выучил наизусть. Именно в этой книге рассказывалось об особом виде магии, которая была доступна только эльфам. Ее называли магией жизни или магией леса. У нее было много замечательных качеств, с помощью этой магии древние эльфы могли творить настоящие чудеса: всего за одну ночь выращивать огромные леса, создавать новые виды жизни, а некоторые (особо одаренные) умели исцелять. Причем, это исцеление было не простым заживлением ран и повреждений, какое использовали человеческие маги, а истинным исцелением, когда излечивается не только тело, но и душа. В этой же книге упоминалось, что с помощью магии жизни можно было даже воскрешать, но Джай всегда считал это преувеличением.

– С вами все в порядке,– наконец вынес свой вердикт Натаэль, и как очень неохотно выпустил его руку.

– Благодарю вас, вы спасли мне жизнь,– юноша уважительно поклонился эльфу. А что еще ему оставалось? Натаэль спас его от смерти. Поэтому заслужил хотя бы благодарности.

– Вы истинный целитель,– добавил Джай, а про себя подумал: знать бы еще, что этот истинный целитель делал на границе Хаганата и почему выдавал себя за обычного проводника.

Но додумать эту мысль, он не успел, потому что эльф неожиданно дернулся, как от пощечины, а потом его лицо исказила гримаса настоящего бешенства. Как если бы Джай не поблагодарил его, а оскорбил в лучших чувствах. Он уже открыл рот, чтобы высказать сыну герцога все, что о нем думает, но так и не произнес ни одного слова. Только вскочил и выбежал из комнаты.

Натаэль несся по коридору лихорадочно размышляя о том, что произошло… еще никогда в жизни он не чувствовал себя настолько униженным. А ведь всего несколько дней назад…

Он уже практически смирился. Жизнь по прежнему казалась ему серой и бессмысленной, но Натаэль больше не пытался добавить в нее красок. Разочаровываться было больно. Поэтому он решил оставить все так, как есть. Проклятье его рода, нет проклятье всего его народа, настигало его. И пусть это было жестоко и несправедливо, пусть он не был ни в чем виноват (как многие до него, и как и те, кто придут после него), он ничего не мог с ним поделать. Ему оставалось только смириться и ждать. Ждать того последнего мига, когда его душа, наконец, покинет надоевшее тело. Но ожидание затягивалось, а заветный миг все не приходил. Тоски становилось все больше, и все труднее было удерживать ее в себе, скрывая от близких. Но те, кто любили его, не могли не заметить перемены. Поэтому чтобы не расстраивать их своей болью Натаэль сбежал.

Он уехал так далеко, как только это было возможно – к самой границе. Будь его воля, он, наверное, добрался бы и до края мира, но он не мог выйти за пределы Сейн Ашаль – это принесло бы неприятности остальным. Поэтому он остался в лагере людей.

Первое время воинские порядки даже развлекали его. Но очень скоро и это новое стало обыденным и скучным. А потом в его жизни появился этот человек.

Юный даже по человеческим меркам, этот странный чужак то и дело притягивал к себе его взгляд. И Натаэль никак не мог понять, что же с ним происходило. Нет, тоска никуда не делась. Она становилась даже сильнее, стоило ему посмотреть на этого чужака. Но Натаэль с каким-то маниакальным упорством продолжал смотреть на него снова и снова. Это больно и страшно, но почему это делало его снова живым?

Наверное, именно поэтому он не убил его в тот первый день. Хотя должен был, просто обязан был уничтожить его в тот миг, когда впервые увидел это на шее незнакомого собрата. Чужак нес в себе угрозу, страшнее которой была разве что смерть: слишком многое народу эльфов пришлось заплатить за свою свободу, чтобы они научились ценить ее как никто другой.

Но Натаэль колебался. Он колебался все время, пока вел отряд, пока они сидели в том захолустном поселке, пока шел по малой тропе, и даже здесь в Караше он снова колебался. А потом произошло то, что произошло.

Удачный выстрел, простенькое проклятие из магии крови – и жизнь странного чужака оказалась на волоске. Это было так странно, так нелепо, так глупо, что даже смешно. Но Натаэль не понимал, почему в тот момент, когда безвольное тело стало заваливаться навзничь, ему захотелось заплакать. Снова навалилась тоска, и эльф уже почувствовал приближение заветной черты, когда незнакомый собрат, попавший в ловушку чужой воли, ухватил его за руку и подтащил к чужаку, а потом приказал использовать силу.

Глупый, неужели он не знал, что это бесполезно. Потому что сила не откликалась, как ее не зови. Натаэль уже пытался, пытался столько раз, и только зря. Потому что чуда не случалось. Сила не приходила, зато приходили разочарование и боль. Боль которую невозможно было терпеть. Она была наказанием и напоминанием за то, что…

Но собрат настаивал, он умолял спасти странного человека, который почему-то был ему нужен. И Натаэль согласился. Что значил для него еще один урок боли, когда весь мир казался серым и безжизненным?

А потом произошло чудо.

Искрящийся источник живительной силы, радостный и звонкий послушно потянулся к его рукам, стоило только поманить. Он обрушился на Натаэля сияющим водопадом, сметая все на своем пути: мысли, чувства, желания. Оставляя после себя только одно ощущение – полный и безграничный восторг. И Натаэль плавал в этом восторге, заново обретая себя. Он уже почти вспомнил, почти ощутил, но его безжалостно вышвырнули прочь.

Его буквально отодрали от чужака, и только тогда Натаэль, наконец, понял, чью силу он только что призывал. И боль от осознания этого была намного сильнее той боли, которую он согласен был перенести. Потому что это было неправильно, несправедливо, жестоко, страшно, но все-таки было. Сотни раз он задавал себе вопрос, почему именно теперь, когда он уже почти смирился, и почему именно у этого чужака, почему все должно было произойти именно так. И сотни раз не находил ответа.

А еще Натаэль знал, что он не сможет уйти. Теперь, когда ему удалось ощутить, пусть и на мгновение, вкус истинного чуда, он уже не сможет отказаться от возможности хотя бы на миг снова прикоснуться к нему. Потому что рядом с этим даже рабский ошейник уже не казался таким отвратительным.

Нет, Натаэль боролся с собой. Он боролся каждый миг, но и проигрывал себе каждое мгновение. Как проиграл и сегодня, когда не смог отказать себе в возможности снова увидеть чужака. Он был нетерпелив и несдержан, рассердил Баора, но все-таки получил свою награду. Краткий миг блаженства. Слишком мимолетный, чтобы можно было насладиться им сполна. Но слишком сладкий, чтобы от него отказаться.