Артем Абрамов - Убей страх: Марафонец

Мир, в котором существуют четыре пустых до подвалов города, добрым быть не может, а мама… Нет мамы давно, Бегун, некому тебя отыскать. Сам ищи выход, сам!..

Чернову упрямо думалось, что кто-то что-то хочет ему сказать — как раз этими четырьмя Вефилями и хочет. Вопрос: что хочет? Ответа пока не видно, но это дело наживное. Ещё пара-тройка марафонских дистанций — и на дороге попадётся какой-нибудь добрый дачник, который окажется Зрячим. А Зрячие всегда знают ответы на несложные вопросы, в них эти ответы вложены как раз Тем, кто придумывает вопросы для Бегуна…

Правда, то же упрямое чутьё подсказывало Чернову, что ПВ Четырёх Городов поставлено Сущим на Путь Бегуна не для встречи со Зрячим, а для проверки его, Бегуна, личной сообразиловки. Не всё ж ему ногами махать, надо бы и мозгами пошевелить. Зачем Главный Режиссёр четырежды повторил одну декорацию на одной сцене? Куда дел людей из Вефиля, да и вдобавок — где вообще люди в этом ПВ? Что Он хочет от Чернова? Какого решения? Какого шага? Что об этом говорит всезнающая Книга Пути?..

И вдруг сами по себе — как водится в здешней реальности! — всплыли в сознании стилистически привычно выстроенные слова: «А когда новый Сдвиг принёс двойное отражение предмета в дымном стекле, растерялся Бегун. Он теперь не мог узнать, где настоящее, а где отражённое, и не мог снова встать на Путь, потому что дымное стекло туманило взор и искажало пропорции. Но сказал Бегуну Зрячий: „Посмотри на солнце, оно тоже отражает всё, что под ним, но никогда не отразится в нём то, чего нет под ним“. И посмотрел Бегун, и ослеп от солнечного огня, и в слепоте своей увидел истинное, и поразился тому, как прост ответ, и вновь прозрел, чтобы видеть и вести».

То, что «всплывшее в сознании» — подсказка, сомнений не было. Как и чужое для текста слово «пропорции». Чья подсказка — это Чернова не особо волновало, он уже примирился с подсказками, которые равняли его со Зрячими. Более того, иной раз ловил себя на летучей мысли: неплохо бы им почаще всплывать, а то постоянное соприкосновение с замыслами и умыслами Великого Фантаста то и дело ставит в тупик простого бегуна на длинные дистанции. И чёрт бы с тем, что длинные, это мы осилим, но понимать бы, куда и когда сворачивать… Да, он — всего лишь Бегун, да, примитивно мыслит, но когда Начальник Всевышнего Отдела Кадров подряжал его на работу Бегуном, он не сообщил ему о дополнительных требованиях к профессии. Так что Чернов был доволен самостоятельно обретённой цитатой из Книги Пути, но вообще-то она его немало озадачила.

Разберёмся. Двойное отражение — это один реальный предмет и два отражённых в каком-то «дымном стекле», попросту говоря — фантомы. У Чернова в наличии — четыре города (то есть предмета…). Один, выходит, и есть его родной Вефиль, а три — гениально смоделированные дубли. «Дымное стекло» — это непонятно вовсе, но не особо колышет: ну воздух загустел, ну зрение помутилось — Книга ведь, высокая литература, метафоры всякие… Но вот вопрос, Книгой не объясняемый: если один город — настоящий, то где его настоящие жители? Куда их спрятал Старший Пионервожатый и Массовик-Затейник и, главное, зачем?..

Хорошо, подвесим последний вопрос, пусть пока повисит, не исключено — ещё какая-никакая подсказка всплывёт, а пока подумаем про солнце.

Чернов посмотрел на него, сильно сощурив глаза, и ничего не увидел. Солнце как солнце, в меру жаркое, смотреть больно. Ответа на нём нет. А если… Он колебался с секунду, потом решительно взглянул на солнце, заставив себя не щуриться, раскрыв глаза, даже выпучив их, чтоб сами не закрылись.

И ослеп.

Ничего истинного «в слепоте своей», как требует Книга, он не узрел, потому что немедленно зажмурился, прямо-таки стиснул веки, если можно так выразиться о веках. Ну не рекомендуется никому смотреть в упор на солнце, сие чревато ухудшением зрения, ожогом, глаукомой, слепотой. Но темнота и покой, — как всегда бывает после очень яркого света, — пришли не сразу. Несколько мгновений и под зажмуренными веками продолжало гореть солнце, вернее, яркое бесформенное пятно, в центре которого торчал чёрный неровный пятиугольник почему-то с одним острым углом. Такой нарисованный ребёнком домик с острой крышей… Когда пришла наконец желанная тьма, глаза успокоились, и Чернов позволил себе открыть их, уставившись, естественно, в землю, в траву, он почему-то подумал, что пятиугольник с неравными углами и сторонами, то есть домик на листе бумаге, — это что-то должно значить. Хотя зачем ломать голову над ерундой? Обычная реакция зрения на световой удар, каждый знаком с нею, а форма чёрного пятна — случайна…

Но не сбылось написанное в Книге и, что самое интересное, когда-то уже бывшее с Бегуном, в каком-то из его прежних Путей, раз всплыла соответствующая цитата. Ничего не подсказало светило, или Чернов — в отличие от канонического Бегуна из Книги — не смог вытерпеть и дождаться «истинного». Ясно было лишь одно: какой-то из смоделированных здесь и сейчас Вефилей — именно истинный, и надо посетить каждый, не торопиться, попробовать поискать какие-то другие, не солнечные, подсказки, чтобы определить свой город. Можно было, правда, плюнуть на поиск, рвануть прочь от всех четырёх и рано или поздно наткнуться на Зрячего. Чернов верил, что Сдвиг произошёл, хотя и ублюдочный, с полной потерей людей, но раз произошёл, то в этом среднеевропейском ПВ обязательно должен оказаться Зрячий, иначе придётся отказать Сущему даже в минимуме логики. А этого Чернов сделать не мог. И не потому, что верил истово, а потому, что упрямо видел — или всё же подозревал, но тоже упрямо! — железную логику во всей внешней нелогичности происходящего изо дня в день, из ночи в ночь.

Логика в нелогичности — это сильно, признал Чернов, но от подозрений не отказался. Четыре Вефиля — это знак, намёк, четыре карты, упавшие на сукно рубашками вверх, одна из которых — искомый туз. Туз — это обязательно. Чернов должен найти его и, говоря языком преферансистов, зайти прямо с него.

Четыре города лежали на четыре стороны света. С какой начать?.. Начну-ка я с востока, решил Чернов, поскольку солнце вставало с утра именно там, а именно в солнце крылась подсказка, которую Чернов пока не обнаружил. Не любил кроссвордов, ребусов, криптограмм, не умел разгадывать их.

К месту — маленькое отступление. Очень часто пополняется список того, что Чернов не любил и не умел. Поневоле должно сложиться впечатление, будто Бегун — ограниченно образованный, ленивый умом физкультурник из разряда «сила есть — ума не надо». Не стоит спешить с выводами, до конца Пути ещё пилить и пилить…

Отступление закончено, можно вернуться к действию. Оно началось с привычного — с бега. Через лес — к Вефилю-восточному, обозначим его так.