Марина Дяченко - Преемник
— И я, — сказала она неуверенно.
— Тогда пойдём, — я поднялась, протянула ей руку — и тут же, проследив за её взглядом, резко обернулась.
Поздно. Тень измождённой женщины отшатнулась и исчезла.
Глава седьмая
Перед выступлением Эгерт собрал свой отряд, намереваясь произнести короткое слово.
Он хотел подбодрить своих бойцов накануне трудного и опасного похода — однако при виде угрюмых либо равнодушных лиц вдруг озлился, и речь его обрела совсем иное направление.
И в лучшие времена полковник Солль горазд был насмешничать; теперь он просто брызгал ядом, хлестал подчинённых едкими и жестокими упрёками, язвил и издевался — и в конце концов горько пожалел, что не погиб во время Осады вместе с последними достойными воинами городского гарнизона… Ибо счастье им, так и не дожившим до великого позора, а потомки их, те, кто носит оружие теперь, годны разве что на посмешище да на расплод…
Тут полковник, осенённый новой мыслью, пообещал обратиться к городскому начальству с инициативой — оскопить наиболее трусливых и глупых стражников, дабы не плодить на земле бездарность. Трое дамочек вольного поведения, традиционно прикреплённых к гарнизону и потому ставших свидетелями Соллевой речи, переглянулись с мрачными усмешками; стражники потели, играли желваками и с ненавистью поглядывали на начальника — ибо друг на друга они смотреть и вовсе избегали.
Наконец, Солль выдохся, с презрением оглядел своё покрытое красными пятнами воинство и приказал выступать.
Стража на воротах отсалютовала товарищам, отправляющимся в поход; закрыв глаза, Солль вообразил ниточки слухов, выползающие из ворот вслед за отрядом… а то и впереди него. Сеть слухов, как круги по воде, вестники и шпионы, пробирающиеся с хутора на хутор, несущие сведения Сове…
Он закусил губу. Если отряд за его спиной казался подобравшимся, злым медведем — то в подчинении у Совы озверевший осиный рой. И нет другого выхода — взять или погибнуть, причём второе лучше, мёртвый Солль вряд ли сможет вернуться в город и арестовать собственного сына… То есть того, кто считался таковым без малого двадцать лет.
Ни с того ни с сего он пришпорил лошадь; бойцы его, ругаясь сквозь зубы, поспешили следом. Сквозь редкие тучи пробилось наконец солнце, осветив расстеленную перед полковником цветную тактическую карту: рощу вдалеке, перекрёсток дорог да отдалённое селение. Даже не закрывая глаз, Эгерт видел теперь и сокрытое горизонтом — зелёный шёлк с вышитыми на нём перелесками и полями, деревнями и хуторами, рекой и ручьём, стенами глухого леса — разбойничьего угодья…
Эгерту снова показалось, что он раздвоился. Что вот он идёт на смертельную охоту — и он же мрачно затаился, собирает вести, поджидает охотника…
Эгерт хрипло крикнул и снова дал шпоры. Те, что ехали за его спиной, проклинали всех на свете сумасшедших полковников.
Сова, как выяснилось вскоре, и не думал таиться. Во всём мире он знал одного лишь охотника — себя; к полудню второго дня пути Эгертовы воины почуяли запах дыма.
Так не пахнут костры, и не такой дым поднимается над печными трубами; угрюмый Соллев отряд безошибочно нашёл дорогу к пожарищу, ставшему к тому времени пепелищем.
Хутор на развилке дорог — всего несколько домов и обширное хозяйство; под копытами лошадей металась с лаем обезумевшая собака. Куры как ни в чём не бывало искали пропитание на истоптанном огороде, бродил растерянный телёнок с обрывком верёвки на шее, большой хлев был пуст, и ветер теребил клочки грязной соломы посреди пустого двора.
Дом сгорел наполовину; огонь почему-то пощадил его и не уничтожил дотла. Труп хозяина, висящий на дереве перед окном, пострадал куда больше — Эгерт глянул и тут же отвёл глаза.
Люди — всего несколько десятков — стояли, сбившись в плотную молчаливую толпу. Их дома и их жизни остались в целости; глядя на обезображенный огнём труп, они смирились с потерей денег и скота, муки, запасов и прочего своего достояния, и только средних лет женщина билась о дорогу над телом девушки лет шестнадцати — щуплой девчонки с широко раскрытыми мёртвыми глазами и бурыми пятнами крови на рваной юбке…
Отряд Солля остановился, сбившись, в свою очередь, в бряцающую железом стаю; хуторяне молчали, глядели исподлобья, решая, чего ждать ещё и от этих — новой беды?
Рыдания женщины на дороге на минуту стихли — и слышно стало, как в траве надрываются, стрекоча, разомлевшие кузнечики.
Женщина на дороге подняла лицо; в какой-то момент Эгерту померещилось, что глаза их встретились — но то был самообман, женщина не видела никого и ничего, и Солль с его вооружённым до зубов отрядом был для неё так же безразличен, как эти кузнечики…
Хуторяне смотрели. На стражников, на женщину, на кидающуюся под копыта собаку и на чёрный обезображенный труп.
Тогда полковник Эгерт Солль вскинул над головой руку, повернул коня и поскакал, увлекая по горячему следу свой онемевший отряд.
Ночь положила конец преследованию.
Сова — а Эгерт скоро уверился, что сидит на хвосте у самого Совы — неприкрыто издевался. Разбойники уходили врассыпную — уведённый с хутора скот непостижимым образом потерялся среди больших и малых поселений, жители который клялись чем угодно, что никаких разбойников не видели ни разу в жизни. Озверевший Эгерт закатил оплеуху здоровенному парню, который явно лгал, бегая глазами — парень охнул, облился кровью и жалобно запричитал о доле земледельца, землепашца, которого всяк норовит обидеть…
Под вечер отряд вошёл-таки в лес — но сгустившаяся темнота скрыла даже те скудные разбойничьи следы, которые удавалось высмотреть Соллевым разведчикам. Полковник сжал зубы и скомандовал привал.
В затухающем костре подёргивались чёрные угольки прогоревших веток; Эгерт смотрел, как чья-то рука в задумчивости ворошит угли тонкой палкой с горячей искрой на конце. Ему вдруг ясно представилось, что это Луар сидит рядом с ним у огня — тот любил в своё время и ночные костры, и такие вот прутики с угольком, и красные узоры, на мгновение зависающие в тёмном воздухе…
Эгерт поднял голову. Молодой стражник поймал его взгляд, смутился и отвернулся, бросив палочку в огонь.
Это был на редкость молчаливый привал — не было сказано ни слова, только скрипела и возилась ночь, вышагивали часовые да трещал огонь. Ночной костёр виден издалека, Сова опять знает больше, нежели полковник Солль; Сова снова хозяин положения, не зря так торжествующе ухают среди чёрного леса его лупоглазые тёзки…
Эгерт подмостил в изголовье седло и лёг, укрывшись плащом. Над ним висела многослойная темнота — беззвёздное небо, затянутое тучами, невидимые кроны, неведомая ночная жизнь…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});