Глен Кук - Стальные сны. Серебряный клин

Я закрываю Книгу Госпожи.

Заключение

Там. Внизу.

Ветер беспрестанно гуляет по равнине камней. Он шепчет в бледных серых булыжниках, простирающихся от горизонта к горизонту. Поет среди разбросанных глыб. Он играет листьями и пылью, залетевшими сюда издалека, и шевелит длинные черные волосы на трупе, который лежит тут уже много десятилетий, иссушенный ветром.

Играючи, ветер кидает в разинутый в молчаливом крике рот мертвеца лист, затем выхватывает его оттуда.

Глыбы можно принять за развалины древнего города. Но на самом деле это не так. Слишком уж бессистемно и редко они расположены. И ни одна из них не опрокинута и не разломана, хотя в некоторых из них вековые ветра и выдули глубокие трещины.

А какие-то производят впечатление совсем недавних, от силы — вековых. Когда встает и заходит солнце, его лучи отражаются в них, отчего глыбы сверкают, словно золотые. Несколько недолгих минут на их поверхности горят призрачные лики.

Для тех, кого помнят, — это своего рода бессмертие.

Ночью ветры утихают и в долине сверкающих камней воцаряется тишина.

Серебряный клин

(перев. с англ. М. Петрунькина)

I

Этот дневник — идея Ворона, но чувствую, он вряд ли бы ею так уж гордился, доведись ему прочитать, потому что в основном я намерен говорить правду. Хотя он и лучший мой друг.

Если уж Ворону что втемяшивалось в башку, то он своего всегда добивался. Готов был переться хоть на край света, пока не сотрет ноги до самой задницы. А потом еще пару-тройку миль на честном слове. Полупомешанный, это точно. Псих. Не то убийца, не то самоубийца. Но парень что надо. Решил Ворон с тобой закорешить — и он твой друг до гробовой доски. И всегда до зубов вооружен.

Зовут меня Кейс. Филодендрон Кейс. Спасибо матери. Об этом даже Ворон не знает, и именно поэтому я и в армию подался. Чтобы быть подальше от всех этих жуков навозных, клеящих подобные имена собственным детям. У меня было четыре брата и семь сестер, когда я последний раз пересчитывал их по головам. Каждого назвали в честь какого-нибудь чертова цветка.

Если девочку зовут Ирис или Роза, ладно уж. Но вот одного моего братца назвали Фиалкой, а другого Петуньей. Что же это за люди, способные сотворить такое с собственными детьми? Чем, к черту, имя Палач или Костыль, к примеру, хуже?

Жуки навозные.

Всю жизнь в земле роются, с восхода до заката. Картошку копают. Кабачки растят. Лук, огурцы; салат-шпинат, морковку долбаную. Турнепс. До сих пор на дух не переношу турнепс. Даже свинье такого не пожелаю. Вот и связался с армией, как только смог улизнуть.

Они пытались остановить меня. Отец, дядьки, братья, родные и двоюродные. Да только ничего у них не вышло. До сих пор поражаюсь, как один старый сержант, постаравшийся выглядеть очень плохим, умудрился опрокинуть весь мой клан.

Потому и хочу стать таким же. Ну эдаким, который может только встать и так глянуть, что у людей ноги сразу трястись начинают. Только, думаю, с этим надо родиться.

У Ворона это есть. Один взгляд на того, кто надумал его обдурить, — и у чудака морда белей бумаги.

Ну вот, подался я в армию, там меня сперва поднатаскали, а дальше потянул я солдатскую лямку. Служил вместе с Пером и Странником, служил с Шепот. В основном, здесь, на севере. Что я нашел в армии — сам не знаю. Что служить, что картошку копать — почти без разницы. Но службу я знал, хотя стоило произвести меня в сержанты, как я тут же выкидывал какой-нибудь фортель и снова попадал в рядовые. Под конец я получил назначение в гвардию, в Курганье. Считалось, что это почетно, но я так не считал.

Вот там-то мы с Вороном и повстречались. Только тогда он звался Граем. Шпионил в пользу Белой Розы. А я этого не знал. И никто не знал, не то он давно бы уже червей кормил. Эдакий тихий, безобидный калека. Сам про себя он болтал, что служил с Хромым, пока ему в бою не изувечили ногу. Ютился Грай в заброшенной халупе, где устроился кое-как; на жизнь зарабатывал, выполняя за парней грязную работу. Платили гвардейцам неплохо, а девать деньги, кроме как на пьянки, им было некуда: на сто миль вокруг Курганья стеной стоял Большой лес. Поэтому дел у Грая хватало. Тут — обувку почистить или полы надраить, там — лошадей выскрести.

Частенько он прибирался в полковой канцелярии и играл там с полковником в шахматы. Там-то мы впервые и столкнулись нос к носу.

И все же с ним что-то было не так с самого начала. Безотносительно к Белой Розе было очевидно, что он не беглый фермерский сын вроде меня. И не какой-нибудь там парень из городских трущоб, подмахнувший контракт потому, что больше никак не умел распорядиться своей никчемной жизнью. Нет, в нем чувствовался настоящий класс. И он мог его показать, когда хотел. Он был образован, знал не то пять, не то шесть языков, умел читать. А как-то раз я своими ушами слышал, как Грай толковал с одним стариком о таких вещах, в которых я смыслил не больше, чем деревенский петух в грамматике.

Тогда мне пришла идея: надо с ним покрепче сблизиться, а потом пусть он учит меня читать и писать.

Это старая известная истина. Эй, парень! Вступай в армию, бросай ферму, получай приключения, и жизнь будет великолепна. А научившись читать и писать, я могу уйти из армии со всеми ее приключениями, и все будет отлично.

Уверен.

Не знаю как остальные, но я не стал бы расспрашивать о подобных вещах. Но я твердо усвоил: от жизни получаешь не совсем то, чего ждешь, ну а то, что получаешь, мало удовлетворяет. Я, например, парень с запросами, а сейчас вынужден делить комнатуху на верхнем этаже с пьяницей, у которого большой талант вывернуть из себя все то, что он пропустил за воротник, примерно около ведра самого дешевого вина, какое сумел добыть.

Ну в общем, уломал я Ворона начать меня учить, и он стал в конечном счете моим приятелем, хотя и был колдуном. Это чуть не вышло мне боком, когда разразилась та мерзкая буря и он вернулся, чтобы быть лазутчиком. К моему счастью, моим и его боссам пришлось объединиться, чтобы напасть на монстра в тех краях, за охрану которых нам, гвардейцам, так хорошо платили.

Только тогда до меня дошло, что на самом деле он — Ворон. Тот самый парень из Черного Отряда, что сумел вырвать из лап Хромого Белую Розу, когда та была совсем еще малышкой. А потом воспитывал ее, пока она не смогла взять свою судьбу в свои руки.

До того я числил его покойником. Как и все остальные, враги и друзья. Так считала и Белая Роза, любившая его совсем не как брата или отца.

Ворон тоже любил ее. По-своему, но любил. Но чтобы доказать свою любовь, не нашел ничего лучше, чем назваться Граем и стать шпионом. Он надеялся найти для Белой Розы то чудо-оружие, которое могло пригодиться ей в последней схватке с Госпожой. С моим главным патроном.