Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – Эрцфюрст

— Все в порядке, — успокоил я. — Тюремщик спит.

Парнишка наконец осмелился открыть рот:

— А если проснется?

— Если и проснется, — сказал я, — то нескоро. Та-а-ак, освобождать дело приятное, но хлопотное. Держите эти ключи, открывайте дальше сами. Амнистия, свобода, братство и все такое. А если честно, то за то, что вас так держали, эту сволочь придется слегка наказать. Например, чуточку побить. Даже, если вы и преступники.

Один из мужчин сказал хмуро:

— Господин, мы не преступники. Мы просто отказывались ему подчиняться.

— Тогда вы мой ударный отряд, — сказал я. — Собирайтесь здесь, приводите себя в порядок. Барон сделал нам хорошую услугу…

— Какую?

— Нам не брать замок снаружи, — объяснил я. — Хотя у него нет ни вала, ни рва с водой, но все-таки стены высоковаты, не перепрыгнешь даже с разбега…

Мужчина спросил с недоверием:

— Вам недостаточно просто бежать? Тогда я с вами.

— Прекрасно, — ответил я. — Имя?

— Лирк, господин!

— Лирк, — сказал я, — отбери таких, кто способен драться. Я пойду сразу к барону, а вам достается эта шваль, возомнившая себя воинами.

Он кивнул, глядя на меня оценивающе.

— Вы правы, мой лорд, это шваль, и драться не умеет, но это не всем видно. Я был десятником, в войнах участвовал, это заметил сразу. Но вам придется непросто. У барона в спальне спят двое с мечами наголо.

— А-а, — сказал я с удовлетворением, — у тирана плохие предчувствия? Что ж, мы обеспечим ему кошмарное пробуждение.

Подошли еще двое, с виду крепкие, хотя видна крестьянскость, в одном я угадал кузнеца, от него даже пахнет кузницей и горелым железом.

— Дверь наружу заперта с той стороны, — сказал один. — Барон никому не доверяет, даже тюремщик сидит здесь как заключенный.

— Мы может собраться у двери, — предложил второй. — А когда утром откроют, все и выскочим!..

— И ударим, — сказал Лирк мечтательно.

Я подумал, сказал с одобрением:

— Согласен, план хорош. Ну, при наших возможностях хорош. Но пока все будьте здесь на нижнем этаже, а то вдруг кто пройдет ночью мимо двери и услышит ваши голоса… А перед утром все и подниметесь.

Лирк кивнул и сказал серьезно:

— Да, мой лорд. Все выполним.

Кузнец посмотрел на него и сказал:

— Да, ваша милость. Все как скажете.

Я оглядел их, из камер выходят все новые и новые узники, в коридоре уже тесно.

— Пока набирайтесь сил, — сказал я. — А я пока поднимусь, послушаю, что на той стороне.

Они все уже смотрят на меня, как на лорда и вожака, вот так всегда, стоит только проявить инициативу или просто начать что-то делать первым, как волей-неволей становишься вожаком, все смотрят на тебя в ожидании умных распоряжений.

Я повернулся, сейчас я вам наумничаю, и пошел наверх. Никто не шелохнулся сзади, а я каждым движением показывал, что вот осторожничаю, потому им тоже надо держаться тихо.

От стен веет недоброй силой, когда-то это место было в самом деле чем-то грозным, опасным и очень мрачным, а сейчас в замке такая мелочь, поневоле поверишь, что в старину были гиганты, дубы ломали голыми руками, а сейчас мельчаем, скоро соломинку всемером будем поднимать…

Поворот лестницы скрыл от оставшихся внизу, я ускорил шаг, хотя двигаюсь все так же на носочках.

Еще одна решетка, перегораживающая дорогу, прутья толщиной с древко копья. Нечего и думать, чтобы отогнуть хоть один, да и приклепаны к параллельным, таким же толстым. Через железо я проходить еще не пробовал. Страшновато как-то.

Мелькнула мысль, что можно зайти в каменную стену, обойти решетку и выйти с той стороны, но что-то рисковать страшновато. Стена выглядит слишком массивной. Это явно скальное основание замка. В камне теряется всякая ориентация, мне бы только по прямой и недолго, а вот так войти в толщу целой скалы…

Я ощупывал прутья, подергал в бессильной злости, решетка задребезжала. Насторожившись, я потряс сильнее, справа прутья в стене ходят свободно, там за века разболталось…

Напрягая все силы, я тянул, толкал, поднимал и тряс, наконец из щели показались красные от ржавчины, что источила металл, прутья. Еще усилие, и решетка со скрипом вылезла с той стороны, а те, что слева, я вынул осторожно, хотя грудь ходит ходуном, пот заливает глаза, а руки дрожат так, что хоть коврики вытряхивай.

Прислонив ее рядом к стене, я отдышался и потащился наверх, где без помех добрался до внешней двери. Тяжелая, массивная, только тараном и выбить, снизу узкая щель, но даже мышь не пролезет.

Я опустился на корточки, закрыл глаза, чтобы не бороться с головокружением, перешел на запаховое зрение. Некоторое время сплошное марево из блеклых цветовых и шероховато кислых волн, потом начал различать, что кому принадлежит, но, главное, с той стороны нет стражи, что и неудивительно при такой двери.

Пальцы привычно повернули кольцо, жжение пошло, как мне показалось, еще быстрее. Я выждал, пока жар охватит все тело, ткнулся. Стена безуспешно пыталась сопротивляться наглому вторжению, но я вывалился в холодную беззвездную ночь, где темнота такая, что хоть глаз выколи, торопливо повернул колечко камешком вверх.

Правда, я вижу все четко, но мир серый, бесцветный и какой-то чужой, словно я на другой планете.

Наверху ворот согнулся, пряча остатки тепла, один стражник, что вообще-то не дело, на таких местах нужно двух, а один обязательно заснет.

У входа в донжон никакой охраны, тоже непорядок, пора сделать внушение.

Я пробежал, прячась в тени построек, это на случай, если глаза стражника привыкли к темноте и он в этот момент проснется и посмотрит сюда. Дернул дверь, заперто, озлился, часто пользоваться кольцом нельзя, уже понял, тело с третьего раза не просто чешется, а горит так, что вот-вот взорвется.

— Это чересчур, — прошептал я. — Нет уж, надо что-то другое…

Никто не видел, как из темноты взлетела большая безобразная птица, голая и дурно пахнущая рыбой, пролетела на высоте и где-то исчезла, а я, оказавшись наконец на черепичной крыше, полазил там, рискуя сорваться, выбрал место и начал осторожно снимать одну пластинку за другой, а когда обнажились доски, осторожно отодрал одну, она противно взвизгнула, появилась щель, но не протиснусь, оторвал вторую и быстро скользнул в дыру.

Ноги коснулись пола, здесь на чердаке всякая рухлядь, полно пыли, паутины, старых тряпок, лаз посредине, я заторопился к нему, но услышал снизу поскрипывание стремянки.

Пригнувшись за мешками с барахлом, я видел, как поднялась крышка, выглянула лохматая голова. Молодой парень посмотрел в недоумении по сторонам, поколебался, но вылез, опустив ляду.