Александра Лисина - Первый удар

…вот Ур с Лином, стоя друг напротив другом, зло рычат над моим бренным телом…

…вот виднеется какой-то обрыв и каменный выступ, искрошенный в щепы…

…вот и далекий противоположный край, на котором беснуются оставшиеся недобитыми Твари…

…море крови внизу, в котором забавно переливаются крохотные синие озерца… Лин и Ур с отчаянием оглядываются в поисках чего-то важного, а потом горестно стонут, одновременно сообразив, что ничего изменить уже не в силах…

…потом они бегут бок о бок, яростно переругиваясь на ходу и поддерживая меня то носом, то крепкими «ремнями»…

…мне тепло, спокойно и уютно. Без боли. Без страха. Безо всяких сомнений…

…потом на них, кажется, кто-то напал, и Ур, некрасиво помянув Айда, ненадолго умчался. Затем вернулся, прихрамывая на правую переднюю лапу, и сказал, что, кажется, Твари проснулись во всех Горах разом. И, кажется, это случилось из-за меня. Дескать, почувствовали возвращение Ишты и теперь рыскают по всей округе, стремясь до меня добраться…

…потом они снова бежали, довольно долго откуда-то спускаясь…

…несколько раз Ур бросал нас, и тогда сзади или сбоку раздавалось многоголосое завывание, перемешанное с хриплым ревом или бешеным клекотом, от которого в душе оставался неприятный осадок… он уходил, иногда надолго… но всегда возвращался. Усталый. Грязный. С ног до головы перепачканный в чем-то липком и черном. Каждый раз внимательно меня оглядывал. Недобро косился на угрюмо ворчащего шейри… а Лин все-таки выздоровел — я не зря старалась… а потом они снова бежали куда-то вперед и постоянно вниз, старательно делая вид, что им нет друг до друга никакого дела…

…потом где-то далеко-далеко загорелась первая искорка рассвета, которая постепенно становилась все больше и отчетливее. Следом за ней в небе пролегли первые золотистые полосы, подсветившие облака узкими тонкими стрелами. А затем, наконец, среди них проступили первые настоящие, солнечные, согревшие замерзшую за ночь землю и принесшие с собой благословенное тепло лучи…

…потом я помню тихий шепот листвы, проносящейся над головой с ужасающейся скоростью. Легкое пение ветра, с сожалением остающегося позади. Чьи-то приглушенные крики. Недовольное ворчание Ура. Его короткий прощальный рык, осторожное прикосновение шершавого языка и мягкое касание смятенного разума:

«Поправляйся, Гайдэ. Мы будем очень ждать твоего зова».

— Надо говорить не «поправляйся», а «выздоравливай», — сонно отозвалась я, и тут же услышала в ответ тихий облегченный смех. — Так правильнее… вообще-то…

«Тебе виднее, Хозяйка»…

А потом Ур бесследно исчез.

Лин уже в одиночку, здорово прихрамывая на левую ногу, добрался да корявых «рогаток», стоящих у входа в лагерь, устало довез меня до знакомой палатки, буквально ввалился внутрь, наплевав на все правила и приличия. Раздраженным рыком кого-то позвал. И только потом обессилено опустился на колени, осторожно распуская намертво приковавшие меня «ремни» и позволяя мягко свалиться в чьи-то заботливые руки.

Последнее, что я помню, это встревоженное лицо Аса, еще сохранившее на себе следы прошедшей ночи — усталое, изможденное, покрытое какими-то неприятными серыми разводами. И резкий треск разрываемый ткани, который тут же перекрыл встревоженный голос братьев:

— Режь… Айд с ними, с сапогами… режь прямо так. Надо понять, насколько сильно она пострадала…

Сколько я спала, не знаю — время для меня текло совершенно незаметно. То ли час, то ли вечность… сложно сказать. Но то, что спала, это совершенно точно, потому что меня опять навещали тревожные сны. И опять в голове мелькали ужасающе реальные картинки. Про спящие Горы. Про зияющий в их теле разлом. Про спрятанную под ним древнюю Печать и тысячи Тварей, чутко сторожащих ее на глубине.

Мне казалось, я стою совсем рядом с ней. Слабая, одинокая и уязвимая. Казалось, меня окружает со всех сторон одна лишь кромешная тьма. Ни лучика света вокруг, ни голоса, ни веры. Только хриплый вой на многие сотни и тысячи голосов. Звуки невидимой схватки, сути которой я совершенно не понимала. И мерно взмахивающий крыльями старый ворон, зависший у меня перед носом и сердито кричащий:

— Разбей ее! Разбей, Ишта! Иначе все бесполезно!

— Разбить? Да я бы рада… но как? — растеряно шепчу я в ответ. — Я даже добраться до нее не могу. Я ничего не вижу.

— Разбуди Горы!!..

А потом он исчез и оставил меня в гордом одиночестве посреди мрачного царства холода, пустоты и серого безмолвия, в котором где-то неподалеку бились с неизвестным врагом невидимые воины и из которого кто-то, не обращая внимания на схватку, очень пристально изучал меня равнодушными глазами. Огромными, неприятно горящими в темноте багровыми угольками, в которых не было ничего, кроме отстраненного интереса и мертвого, холодного, какого-то нечеловеческого спокойствия.

Глава 22

Когда я проснулась, было уже светло. Сквозь плотную ткань палатки пробивались редкие солнечные лучи. Бледный горящий круг в ослепительно синем небе, который изнутри едва-едва различался, уже давно перевалил за полдень. Воздух был душным. Жарким. Вокруг царила неестественная тишина, сквозь которую пробивались звуки обычной жизни военного лагеря. А я неожиданно ощутила себя здоровой и полной сил.

— У-ух… — выдохнула я, едва придя в себя и тут же попытавшись встать, но, конечно же, сразу упав обратно. Сильное головокружение свалило меня на постель так же верно, как хороший удар боевого молота. Еще хорошо, что я поосторожничала и не вскочила, как обычно, с ходу, не то дело вполне могло закончиться позорным падением и весьма круто расквашенным носом.

Так… первый блин комом…

Я немного полежала, восстанавливая дыхание и старательно прислушиваясь к себе, но боги в ногах не было. Они неплохо себя чувствовали, охотно сгибались в коленях и вовсе не походили на сломанные. Уже хорошо. Правда, ниже колен была наложена тугая повязка, которую я оглядела с изрядным удивлением. Потом подумала, потрогала пальцем и, наконец, размотала, с недоверием оглядев чистую, почти здоровую кожу, на которой осталось лишь несколько длинных розовых полосок. На левой голени. Как раз там, где меня так удачно располосовали.

— Однако, — совсем удивилась я, поняв, что все поразительно быстро зажило. — Хорошая эта штука — «синька». Мы боялись, что откусил, а оно вон как — лапы опять на месте. Чудеса.

Убедившись, что все части тела в полном порядке, я полежала еще немного, постепенно вспоминая прошлую (позапрошлую? позапозапрошлую?) ночь. Слегка поежилась при мысли о том, что здорово рисковала. Огорченно вздохнула, поняв, что еще сполна за это схлопочу от братьев. Снова подумала, изыскивая способы отвертеться от справедливых упреков. Прикинула, прилично ли будет, если я еще какое-то время поизображаю умирающего лебедя. А потом прислушалась к себе и с грустью поняла: нет, не получится ничего поизображать, потому что мне срочно надо выйти и очень срочно заглянуть в одну неказистую, отдельно стоящую палатку, дабы не умереть позорной смертью от разрыва мочевого пузыря.