Стивен Эриксон - Память льда

— Они идут вместе, — пророкотал проводник. — Я думал, они разделятся… заставив вас сделать то же самое. Или выбирать между ними, командор. Их след ведет в сердце Рараку.

— Как далеко они от нас? — спросил Вискиджек.

— Не более половины дня. Пешком.

Командор оглядел туманные дали охряной пустыни. За ним ехали семь его солдат, а также пестрое сборище моряков, саперов, пехотинцев и кавалеристов — все из уже не существующих частей. Три года осад, битв и погонь за плечами. Они верили, что всё, сказанное Дассемом Альтором, незыблемо и даже свято.

— Командор, — сказал, обрывая ход его мыслей, Калам. — Рараку — священная пустыня. Место силы.

— Веди нас, — ответил Вискиджек.

Пылевые демоны пролагали случайные тропки по высохшей равнине. Отряд шел рысью, изредка делая остановки. Солнце карабкалось по небу. Где-то позади все еще горел город, но и перед собой они видели пейзаж, казалось, освещенный огнем.

Сразу после полудня они наткнулись на свежий труп. По знойному ветру развевается рваная, обожженная телаба, голова в кудряшках смотрит ввысь запавшими глазами. Калам спешился и осмотрел тело. Поднял голову, посмотрел в лицо Вискиджеку: — Думаю, это Кебарла. Скорее ученая, чем колдунья. Исследовательница мистерий. Командор, есть нечто странное…

— Да ну? — буркнул командор. — Он склонился в седле, посмотрел на труп. — Что в ней странного, Калам, если не считать ее вида — выглядит, словно умерла сто лет назад?

Калам сердито скривился.

Сзади зашептались солдаты.

Подъехал всадник. Тоненький, юный, броско одетый. Шлем не по размеру наехал на лоб. — Командор, — начал он.

Вискиджек уставился на него. — Боги, да сними же шлем — у тебя мозги сварятся. И брось скрипку — эта дрянь сломана.

— Командор, в шлеме хладопесок.

— Хладо что?

— Хладопесок. Выглядит словно опилки, командор, но бросьте пригоршню в огонь — и он даже не нагреется. Удивительная вещь, командор.

Командор удивленно поглядел на шлем. — Клянусь Бездной, его носил Хранитель!

Солдат спокойно кивнул. — Когда меч Дассема срубил тому голову, шлем полетел по воздуху. Прямо ко мне в руки.

— А за ним и скрипка?

Солдат подозрительно прищурился. — Нет, сэр. Скрипка моя. Куплена в Малазе. Я решил выучиться на ней играть.

— Поэтому ты пробил ее кулаком, солдат?

— Это сделал Еж, сэр. Вон тот, рядом с Хваткой.

— Он не умеет играть на чертовой штуке! — крикнул указанный солдат.

— Что, я не могу? Она просто сломана. Но после войны я её починю, а?

Вискиджек вздохнул: — Вернитесь в строй, сэр Скрипач, и чтобы не звука больше. Поняли?

— Только одно, командор. У меня плохое предчувствие… насчет всего… всего этого.

— Не только у тебя, солдат.

— Ну, это как…

— Командор! — крикнул названный Ежом, подавая лошадь вперед. — Предчувствия этого парня еще не подводили. Он сказал сержанту Шишке не пить из того кувшина, он все-таки выпил, и теперь он мертв, командор.

— Отрава?

— Нет, командор. Мертвая ящерица. Застряла у него в горле. Шишка подавился дохлой ящерицей! Эй, Скрипач — вот тебе имя. Скрипач. Ха!

— О боги, — пробормотал Вискиджек. — Хватит. — Он снова обратился к Каламу: — Вперед.

Тот кивнул, снова вскакивая в седло.

Одиннадцать пеших магов без еды и воды в сердце пустыни — охота обещала быть легкой. Через час они нашли еще один труп, так же иссушенный, как и первый. На закате обнаружилось и третье тело. Прямо впереди, в полулиге, возвышались выветренные меловые утесы, их зубцы заходящее солнце окрасило кровью. Калам сказал, что следы оставшихся магов ведут туда.

Лошади утомились, как и солдаты. Не хватало воды. Вискиджек скомандовал остановку, приказал разбить лагерь.

После ужина солдаты разошлись по постам, а командор подошел к Каламу Мекхару, который хлопотал у очага.

Ассасин бросил в огонь еще один кизяк, проверил воду, кипевшую на треноге. — Травы в этом отваре помогут перетерпеть нехватку воды до утра, — сказал уроженец Семиградья. — Я счастлив, что они у меня есть. Они редки и становятся все более редкими. Будете писать густым как суп, но не часто. Вы все еще будете потеть, но это необходимо…

— Я знаю, — ответил Вискиджек. — Мы уже давно на этом клятом континенте, чтобы кое-что понять, Вожак Когтя.

Тот оглянулся на солдат. — Я забываю об этом, командор. Вы все такие… юные.

— Как и ты, Калам Мекхар.

— И что я видел в мире, командор? Так мало! Телохранитель Святого Фалаха в Арене…

— Телохранитель? Какое милое слово! Ты был его личным убийцей.

— Мое странствие только началось, вот что я пытаюсь сказать, командор. Вы — ваши солдаты — чего только не повидали, через что только не прошли… — Он покачал головой. — Все это в ваших глазах.

Повисло молчание. Вискиджек изучал собеседника.

Калам снял с огня котел и налил пахнущее лекарством пойло в две чашки, протянул одну командору. — Мы возьмем их завтра утром.

— Точно. Мы скакали весь день. Насколько мы сократили расстояние до проклятых магов? На один звон? Они используют садки?..

Ассасин нахмурился и медленно покачал головой. — Тогда я бы их потерял, командор. Едва они войдут в садок, все следы исчезнут.

— Да. Но отпечатки — вот они. Почему так?

Калам покосился на огонь. — Не знаю, командор.

Вискиджек выпил горький настой, бросил кружку на землю и поскакал прочь.

День шел за днем, охота проводила их через пустынные овраги, ущелья, вершины холмов. Они находили еще трупы — высохшие костяки, которые Калам опознавал: Рениша, колдунья Меанаса; Келугер, седьмой Жрец Д'рек, Осенней Змеи; Наркал, воин — маг, клятвенник Фенера и претендент на звание Смертного Меча бога; Аллан, Солтейкен, жрица Солиэли.

Лишения брали свою дань с охотников. Павшие лошади были выпотрошены и съедены. Выжившие стали худыми и слабыми. Если бы след магов не приводил Калама и за ним отряд то к одному, то к другому источнику, умерли бы все, и лошади и люди, и просторы Рараку снова торжествовали бы победу.

Сет'алалд Кроол, полукровка — Джаг, однажды яростной контратакой заставивший отступить на дюжину шагов самого Дассема Альтора (его меч благословил некий неведомый Властитель); Этра, повелительница садка Рашан; Бирит'эран, маг садка Сере, способный вызывать ураганы при ясном небе; Геллид, ведьма Теннеса…

Теперь перед ними был лишь один оставшийся в живых. Его присутствие выдавали только легкие отпечатки на песке.

Охотников захватило молчание. Молчание Рараку. Закаленное, отточенное, проверенное солнцем. Всадники стали походить на своих лошадей — непокорных, неутомимых и одичавших.