ПВТ. Тамам Шуд (СИ) - Ульяничева Евгения

— Как она работает?

— Недоверчивый ты, Иванов, — сказал Нил и, не снимая улыбки, вскинул к глазам его раскрытую наваху.

Плотников увидел лишь короткую вспышку. Лезвие чиркнуло будто по невидимому забралу, упавшему на лицо. А когда Крокодил ткнул в бок, нож встретил гарду короткого меча.

Михаил молча смотрел, как пальцы его сжимают рукоять и как — мгновения не прошло — оружие пропало. Истаяло, ушло под кожу.

— Вещь, говорю же, — беспечно улыбнувшись, подмигнул Нил.

***

— Дарий, мне нужна твоя Птица.

Князь расширил изящно подведенные глаза. Даже в пекле Отражения он умудрялся сохранять блеск волос и красу ногтей.

За Плотниковым в шатер сунулась стража, но Князь отпустил их взмахом руки. Когда Михаил ворвался, откинув расшитый полог — стоял над чертежами, растянутыми на походном столе. Теперь же отвлекся. Склонил голову к плечу, рассматривая Плотникова.

— Птица? Белый мальчик так тебя утомил?

— Нет, — ответил Михаил.

Он не ждал, что язвительный Властитель Хома Оливы отдаст свою Птицу без вопросов, но состязаться в остроумии был не настроен.

Ему по уши хватило Всеоружия.

А еще он знал, что промедление может сыграть злую шутку: Лин вполне мог не дождаться Ланиуса и отправиться сражаться в одиночку. Порой поступки Лина с головой выдавали его истиный возраст.

Дарий вздохнул, почувствовав его настроение. Отложил чертежный инструмент.

— Пойдем, о грубый варвар, не имеющий понятия об искусстве светской беседы…

Птицы Дария нашли себе пристанище в оклычии, рядом с корабеллами. Дарий выпускал их пастись — на погибель враждебному Нуму. Теперь, в сумерках, Птицы уже спали. Михаил не мог их разглядеть — видел только синие тени, как осиные гнезда.

Дарий посвистел. Совсем негромко, даже ласково, но из темноты — миг — шумно и жарко упало окованное металлическим пером создание.

Уставилось на Михаила пронзительными, горячими глазами.

— Возьми эту, — Князь провел ладонью по кольчужной шее Птицы, вновь вздохнул. — Я имею право знать, что ты замыслил, но… Но им не воспользуюсь. Ты останешься мне должен, и я стребую долг, будь уверен.

Михаил молча кивнул, принимая условие.

Птица несла его уверенно и быстро. Михаил чувствовал себя обнаженным без доспеха и шлема, без верной сабли и испытанного револьвера. Логово близилось — сон Волка берегли странные твари, кружащиеся над свитком кокона. Птица сщелкнула одну такую на лету, раздавила, размяла клювом.

Начала снижаться, и Михаилу откинуло волосы исходящим жаром. Точно садились они на живое кострище.

Вот, опустились совсем, и Плотников спрыгнул на хрустящую, выжаренную землю. Взметнулась зола, а птица, хлопнув крыльями, ушла вверх. Михаил решил — хорошо. Губить создание Князя он не хотел.

Тварь еще спала, замотавшись в простынь из спекшейся, коркой схватившейся плоти. Дышать стало трудно, а потом спину кольнуло, и — полегчало. Всеоружие проявило себя, теперь Михаил видел его мерцание на себе — переплетение сетки, охватывающей его от мысков до кончиков пальцев.

Он шел к чудовищу. Убил бы спящим, не задумываясь.

Но Волк пробудился. Кокон пошел яркими, сочащимися дымом трещинами, лопнул. Полетели в стороны ошметки кожи, и Михаил прикрылся локтем: рука скользнула в скобу щита, пальцы обхватили рукоять.

Существо распрямлялось медленно, являя себя. Вот — острый, длинный, маслянисто-черный хребет, вот — длинные лапы, и хвост, расщепленный плетью, и шипы, и, самое — крылья. Еще слабые, еще зачаточные, но обещающие быть крылами…

Из головы существа спутанной короной тянулись рога. Истинного имени ему Михаил не знал.

Всеоружие загорелось ярче.

Дым-Волк увидел его. Атаковал первым.

Михаил принял удар, обрушившийся на щит точно таран, упал на колено.

Существо выдохнуло, и все стало огнем. Михаил слышал, как от жара трещит воздух, но Всеоружие держало его, берегло и от исторгнутого глоткой пламени.

Михаил с усилием поднялся, медленно пошел вперед. Не будь на нем Всадницы Боли, не продержался бы и двух шагов. Не осталось воздуха, не осталось под ним земли — все обернулось пламенем.

Скользнуло, утяжелило руку мечом — Михаил ударил снизу вверх, по дуге, и Всеоружие отворило рану, и из шипастого плеча плеснула, пузырясь, черная кровь.

Волк затрубил. Уронил голову, пытаясь ухватить зубами обидчика. Михаил вшагнул, вбился прямо в истекающую дымом пасть, вонзил лезвие в черное небо — глубоко, по рукоять.

У Оскуро не было сердца, это верно. Опасны всегда, опасны со всех сторон, говорил Лин. И это, воплощенное, от предтеч унаследовало ту же быстроту, но плоть пожранной добычи сделала его уязвимым.

Смертоносным и — смертным.

В нем текла кровь, и билась, сокращаясь, сердечная мышца.

Страшные зубы сжали бока Михаила, подняли к самому небу, желая раздавить, сглотнуть, и Всеоружие ощетинилось иглами, ответило, пронзая язык и морду. Существо дернулось, зарычало, выплюнуло человека, надвинулось, желая придавить лапой.

Михаил отмахнулся мечом, и тяжелые когти отлетели в сторону. Волк отпрянул, обрушил на человека огненную плеть хвостов, и Михаил принял ее на диковинный щит, косо усаженный лезвиями. Как по терке скользнули те плети, стесываясь, распадаясь лохмотьями.

Плотников попятился, но лишь для того, чтобы удобнее перехватить копье.

— Ты больше никого не убьешь, тварь. Ни одного ребенка.

Всеоружие истекало. Мощь его была не бесконечна. Оно и так позволило Михаилу подойти ближе и продержаться дольше, чем смогли бы Машины, чем смогли бы — корабеллы. Михаил начинал чувствовать съедающий жар, но видел лишь — морду зверя, ветвистую его корону.

Волк прянул, Михаил шагнул ему навстречу и — бросил копье, и — закрыл глаза, когда Дымоволк начал валиться на него…

Готов был — но не к тому, что Всеоружие убережет его, обернув куполом-щитом.

…И лишь когда минуло, осыпалось с плеч, с груди, со спины еле видным пеплом — открыл глаза.

— Миша! Мишенька! — Лин вцепился в него, вытащил рывком из горящей кучи останков.

Михаил встряхнулся, прогоняя странное оцепенение. Будто вечность минула — а на деле, верно, и конь бы у реки не успел напиться.

— Ты убил его! Миша, ты же мог погибнуть, зачем…

Лин говорил и говорил, захлебываясь нервным многоречием, а вокруг уже стягивались люди Отражения. Оловянные стояли в первых рядах.

Михаил встретился глазами с Ланиусом.

— Ты убил его, — в голосе вожака Отбраковок было самое настоящее изумление. — В прямом бою. Один на один. Невероятно.

Михаил все не мог отдышаться, надышаться чистым, сладким воздухом. Короткая схватка будто все силы из него выпила. Он кивнул, вновь нашел глазами Лина, и сердцу сразу стало легче. Они все были здесь — оставшиеся Первые, их Мастер и его Лин.

Первые смотрели недоверчиво, Мастер — оценивающе и задумчиво. Лин же задыхался от тревоги и сиял от гордости.

— Ты самый лучший, — сказал шепотом. Покраснел отчаянно и прибавил. — Ты… крутой.

— Хо! Для этого обязательно нужно было убить чудовище?

Усмехнулся, растирая поясницу. Эфор с рыжим Гаером осматривали останки. Видели ли он Всеоружие, подумал Михаил, или за дымом и огнем ничего нельзя было разобрать?

Нила он не приметил. Иначе — непременно бы поблагодарил.

— Зачем ты так рисковал, Миша? — тихо говорил Лин, осторожно, легкими мазками, втирая мазь.

Кожу пекло, и кое-где пошли волдыри, словно он загорал на пожаре. От посещения лазарета Михаил отказался наотрез — были люди, куда более нуждающиеся во внимании лекарей. Лин сам принес все необходимое и теперь аккуратно обрабатывал Михаилу спину и плечи крепко пахнущей жижей. Первый был в полном смятении.

— Ты такой храбрый. Вы, люди, невероятные… Ведь это я должен защищать тебя. Я создан для этого. А не ты…

— Лин, — не выдержал Михаил. — Замолчи.

Обернулся, взял парня за локоть. Сурово сдвинул брови. Лин молчал, хлопал глазами. Миска с буроватой жижей-мазью в его руке подрагивала.