Пола Вольски - Великий Эллипс

— Так ты же и в рот не брал жареных траворезок. Эти мерзкие грызуны не для человеческого желудка. Я не могу их переварить.

— А зачем тогда ты съел целую тарелку?

— Ну, они вкусные. Откуда я мог знать, что это такая отрава. Мне ужасно плохо, я просто сейчас свалюсь с этого поганого верблюда, а от тебя даже сочувствия не дождешься.

— Почему? Я тебе сочувствую, Треф. Пока я тебя слушал, меня самого затошнило. Ты же знаешь, что со мной происходит, когда ты заболеваешь…

— Да, знаю!

— Поэтому, пожалуйста, перестань постоянно твердить о тошноте. Просто думай о чем-нибудь приятном. Подумай о… помнишь вечеринку по случаю выхода на пенсию директора школы, помнишь, как мы насыпали ему в чашу для пунша рвотных таблеток…

— Ты мне очень хорошо помогаешь, Стес!

— Извини. Хорошо, ну давай думать о славе, о престиже. Давай думать о блестящем, сверкающем, потрясающем триумфе. Как мы выиграем приз Великого Эллипса. Я уверяю тебя, Треф, это будет наш самый лучший прикол; трехногая корова на крыше — это пустяк по сравнению с Эллипсом. Мы ведь победим, это так! Всех наших соперников мы обставили как нельзя лучше, теперь нас догнать не сможет никто!

— Не сбрасывай со счетов двух пожирателей требухи.

— А я и не сбрасываю. Интересно, где они сейчас? О них никаких новостей. Если они где-то впереди нас, и мы идем за ними следом, не думаешь ли ты, что мы должны были бы встретиться с кем-нибудь, кто их видел? Но никому ведь не попадались два грейслендских путешественника — ни в Аэннорве, ни в Бизаке, ни в Зуликистане. Догадываешься, о чем я? Что-то случилось с ними. Что-то тормознуло их, они остались позади, и эти гонки — наши.

— Я думаю, ради этого можно потрястись день-другой на тошнотворном верблюде, — повеселел Трефиан. — Знаешь, что мы сделаем, когда выиграем? Как только вернемся в Тольц, снимем особняк и закатим обалденную вечеринку, настоящее полномасштабное землетрясение, с шампанским, едой, развлечениями и прочими штучками. Мы пригласим всех, абсолютно всех. И будет человек, который в самый разгар пиршества вдруг пальнет из огненной дробилки, ну, ты знаешь, они такие огромные и грохочут как настоящие пушки. Второй человек в это время вбежит и заорет: «Грейслендцы вторглись в город». Поверь, Стес, народ подпрыгнет до потолка, все завопят, начнется настоящее безумие! Вот будет потеха!

— Классно! Ну, теперь хоть цель появилась, к которой можно стремиться!

И оба брата безудержно захохотали.

Не успела дорога сделать очередной поворот, как откуда ни возьмись материализовалась конная банда и мгновенно заставила братьев оборвать свой смех. Казалось, они возникли прямо из воздуха — дюжина наездников с ястребиными лицами, вооруженных самыми настоящими карабинами. Их главарь — таким подчиняются безоговорочно — что-то сказал или приказал на своем тарабарском, и караван тут же остановился. Нанятый проводник склонил голову с безграничным уважением.

— Что он сказал? — спросил Трефиан Фестинетти.

— Что происходит? — возмутился Стециан.

— Молчите, — тихо посоветовал проводник на вонарском. — Это — Монгрел.

— Это кто-то или что-то…

— Молчите.

Проводник и Монгрел перекинулись несколькими словами на своем наречии, из которых траворнцы ничего не поняли. Проводник, похоже, пытался его в чем-то убедить. Монгрел передернул плечами и ответил ему что-то резкое. Проводник кивнул, уступая с сожалением, после чего Монгрел подал знак, и пара его ребят приблизилась и взяла поводья верблюдов Фестинетти.

— Что ты делаешь, парень? — возмутился Трефиан Фестинетти.

— Какой-то местный обычай? — спросил его брат. Ответа не последовало.

Монгрел поднял руку, и всадники поскакали вперед по дороге, таща обоих Фестинетти за собой. Поток тревожных вопросов остался без ответа.

Часа два банда скакала без остановки по вьющемуся горному серпантину Навойского ущелья. Наконец они остановились, чтобы напоить лошадей. Трефиан и Стециан сползли со спин верблюдов, слабо стеная. Один из зулийцев, оказавшийся рядом, тут же был атакован близнецами.

— Послушай, ты, я не понимаю, вы что, не собираетесь нам сказать… — начал Трефиан.

— Вы должны знать, что мы необычайно ценим ваше внимание к нам, но нам бы очень хотелось бы знать… — вторил своему брату Стециан.

Зулиец рявкнул что-то непонятное и отвернулся.

— Что за странные манеры у этих людей, — пробурчал Трефиан.

— Я не думаю, что он понял нас, Треф. Как показывает практика, эти зулийцы не знакомы с цивилизацией.

— Может, нам хоть с тем повезет… — Стециан посмотрел на того, кого имел в виду Трефиан.

Монгрел стоял неподалеку, опершись о скалу и устремив взор за горизонт. Близнецы поспешили к нему.

— Господин… э-э… Монгрел, вы говорите по-вонарски?

Монгрел небрежно повернул голову в их сторону, выдержал паузу и хмыкнул:

— Ну.

— О, великолепно. Может быть, вы будете так любезны сказать нам, что вообще-то происходит? Это все, конечно, потрясающе забавно, но, честно говоря, мы с братом участвуем в Великом Эллипсе, если вы не знаете, это…

— Знаю я про Великий Эллипс, — произнес Монгрел.

— Отлично. Тогда вы, конечно, понимаете, что — хотя это все невыразимо — но мой брат и я — правда должны продолжать свой путь. Нам надо…

— Ну.

Что-то в совершенно спокойном тоне Монгрела заставило близнецов обменяться растерянными взглядами, и Стециан нерешительно произнес:

— Нам нужно…

— В Иин Джассиин. — договорил Монгрел.

Путешествие продолжилось, последовало еще два часа езды по дикой местности, по каким-то невероятно узким и каменистым тропкам. Наконец они добрались до очень крутого подъема на небольшое плато, окруженное стеной красноватого камня. Монгрел и его подручные поехали вверх по тропинке к огромной железной решетке, закрывающей проход. Часовые сразу же подняли решетку, и отряд въехал во внутренний двор красной каменной крепости, с дюжиной витых башенок и плоскими железными крышами. Каждая башенка была украшена железным шестом с человеческим черепом.

— Где это мы? — спросил Трефиан Фестинетти. Ему никто не ответил.

Всадники остановились. Им навстречу из крепости вышел невероятно высокий и крепкий зулиец с абсолютно лысым блестящим черепом. Монгрел о чем-то тихо с ним пошептался, в заключение лысый наградил его дружеским тычком, и поводья верблюдов Фестинетти перекочевали в его огромные ручищи.

Монгрел и его ватага галопом унеслись прочь. Близнецы и хозяин какое-то время молча рассматривали друг друга. Зулиец что-то залаял на своем языке, и верблюды послушно опустились на колени.