Наталья Лебедева - Малахит

Теперь у Павла было два амазонитовых амулета, и они с Вадимом могли вернуться домой. Через несколько дней после коронации Павел пришёл к другу и протянул бело-зелёные камни:

— Вот, держи.

— Что это? — Вадим смотрел на амулет с раздражением и возмущением.

— Как что? Пройдёшь через Малышнёвку и попадёшь домой.

— А ты?

— Я? Я ведь теперь король. Я обязан остаться. И потом — у меня Агат. Вряд ли она согласится уйти со мной.

— Я без тебя не пойду…

Зимний лес, окружавший Торговцы, встретил короля и свиту неприветливо. Здесь было сумрачно и сыро. Сугробы начали подтаивать и оседать, ветки деревьев были мокры и оттого казались еще более черными. Но здесь не было тихо. Скрип снега под ногами, топот лошадиных копыт — все тонуло в монотонном людском гуле. Торговцы были окружены крестьянами. С лошади людские головы казались Павлу темными водами зимней реки. Зеленым островом посреди реки возвышалась королевская палатка.

Павел ехал сквозь толпу, его хватали за ноги, за стремена, за край плаща.

— Ты, Величество, только позволь, уж мы их!… - кричал, потрясая железным ломом здоровенный детина.

— Батюшка, отец родной, двое у меня там, двое! Мальчик да девочка, а девочка-то совсем махонькая! — стонала женщина, и ее побелевшие пальцы цепко держали Павла за плащ.

Павел не выдержал и остановился. С высоты коня, который нетерпеливо перебирал ногами, готовый двинуться в любую минуту, он осмотрел притихших людей и крикнул:

— Люди! Отцы и матери! Жизнью ваших детей заклинаю вас: позвольте нам спасать ваших детей! Эти люди в отчаянии, они готовы на все, чтобы попасть домой! Они не отпустят детей, пока мы не дадим им амулеты! И мы готовы выполнить их условия! Но если хотя бы один из вас решит пойти туда сам, дети могут пострадать! Многие из вас стали жертвами грабежей! Вы знаете, как опасны эти люди, как сильно их оружие, как жестоко они им пользуются! Ради всего святого, просто ждите и не делайте ничего! Сейчас я пойду в усадьбу Алмазника! Я посмотрю, как там ваши дети, приду и расскажу вам все, без утайки!

И Павел поехал к палатке.

Едва зеленая материя опустилась за его спиной, Вадим и Авантюрин, перебивая друг друга, заговорили:

— Паш…

— Ваше Величество…

— Это безумие…

— Неужели ты серьезно…

— Вам нельзя туда идти самому…

— Я обещал людям, — серьезно ответил король. — Люди не поверят мне, пока я не начну что-то делать. Иначе они пойдут туда сами, толпой. У солдат полно оружия и боеприпасов, они начнут стрелять. Вы представляете, что тогда произойдет, сколько погибнет людей? И дети погибнут в первую очередь. Во-вторых, необходимо понять, что там и как, обговорить требования. Возможно, придется принимать решения на месте, а таких полномочий я не дам никому, поскольку я взял на себя ответственность за этих людей. Вот и все. Да, еще…

Павел прикрыл глаза и сложил ладони. Через минуту он опустил на стол перед министрами тонкую малахитовую дощечку с высеченным на ней текстом.

— Что это? — спросила Бирюза.

— Это королевский указ, — ответил Павел, — бог знает, что мне там придется им наобещать, но я заранее объявляю, что любое мое обещание, данное им в условиях, когда у них в заложниках находятся дети — недействительно. В общем, это моя индульгенция, мое право на подлость.

В палатке наступила тишина. Только по-комариному назойливо пищал в дальнем углу полусумасшедший Алмазник.

В этот момент неясный уличный шум превратился в громкие крики, и Павел вдруг понял, что эти крики — радостные и даже экстатически-восторженные. «Отпустили». — была его первая мысль. Но разве могло все разрешиться так просто?

Он вышел на улицу.

Глава 8 Переговорщик

Народ расступился, и к палатке теперь вела широкая дорога. Никто не роптал, несмотря на то, что многим пришлось сойти с утоптанных мест в глубокий, мокрый и липкий снег. Люди проваливались, падали, но все равно махали над собой шапками и выкрикивали приветствия. К палатке шли обнявшись и взмахивая в приветствии руками мужчина и женщина, одетые в старые, клокастые шубы. Народ был близок к неистовству:

— Надежа! Государь! Наш! Настоящий! Уж он-то!.. Уж этот-то — не чета тому!.. Избавитель!

Люди говорили громко, захлебываясь от радости и словно не замечая, что «тот» стоит за их спинами. Старая обида вскипела в Пашином сердце. Неужели они так и не смогли не то что полюбить — просто принять его?

Опал и Бриллиант подошли к Павлу.

— Прошу, — сказал Павел, и, откинув полог палатки, выжидательно посмотрел на гостей. Они вошли внутрь.

— Позвольте представить, — Бирюза взяла на себя смелость заговорить первой, — Его величество король Малахит. Его высочество принц Опал и Ее высочество принцесса Бриллиант.

— Наследный принц, — поправил Бирюзу среднего роста обрюзгший, неопрятный, лысеющий мужчина.

Отставив жирную ножку в сторону, он с царственной важностью приподнял свое круглое лицо и заявил:

— Я прибыл для того, чтобы восстановить справедливость и занять престол, принадлежащий мне по праву. Я нужен стране в это опасное время. Я обязан спасти детей. Тем более, — голос Опала театрально дрогнул, — там и мои дети. — Эта беда — общая для меня и моего народа. Люди верят мне и поддерживают меня…

— Нет, — голос Павла прозвучал так резко, что все, кто был в палатке, вздрогнули.

— Что нет? — Опал захлопал глазами.

— Нет, я не признаю законности ваших претензий на престол. Я был поддержан большим королевским советом и взошел на престол по всем правилам. Я говорю: нет.

Павел старался не смотреть на то, как реагируют придворные. Он боялся, что большинство из них не на его стороне.

— Но я, — продолжил он, стараясь, чтобы голос его не выражал никаких эмоций, — готов признать за вами право быть переговорщиком, поскольку вы особа королевского рода и, главное, поскольку там, как вы уверяете, находятся и ваши дети. Вы имеете право пойти в усадьбу и собственными глазами убедиться в том, что с детьми все в порядке.

Он говорил это, а сам не отрываясь смотрел в глаза соперника. Опал отвел взгляд.

— Нет, — сказал принц, справившись с собой. — Я не считаю это возможным. Я не буду прямо сейчас спорить с вами о моих и ваших правах, это неуместно перед лицом грозящей детям опасности. Но я уверен, когда кошмар закончится, народ признает меня законным правителем. А значит, я являюсь им и сейчас. А значит, много чести этим собакам, этим преступникам, покусившимся на самое святое, — говорить с ними лично. К тому же, моя случайная гибель может повести за собой крах всего государства, поскольку доверять правление такому мальчишке, как вы, и к тому же — чужеродцу, не только безответственно, но крайне опасно. Вы весь во власти чувств…