Михаил Ежов - Время камней

Погасив свечи и травы, Дьяк с довольной улыбкой взглянул на Сафира.

— Все получилось? — спросил тот.

— Как видишь. Теперь наш монстр должен свыкнуться со своим телом, а затем я займусь его воспитанием.

— Значит, это ты послал ту тварь? — спросил Сафир, завороженный зрелищем извивающегося гладкого черного тела.

— Какую?

— Которая напала на императора Камаэля в Городе Мертвых.

— Ах, ту… Да, я. Неудавшаяся попытка. Ты спас его.

Сафир усмехнулся. Он подумал об иронии, заключавшейся в том, что после этого случая он стал телохранителем своего злейшего врага.

— Да, все могло закончиться еще тогда, — Дьяк покачал головой. — Но не беспокойся, Камаэль не избежит своей участи.

Сафир кивнул. Он смотрел, как свивались и развивались кольца членистого тела, как трепетали многочисленные конечности, и думал о том, что это новое существо могло бы повторить попытку, неудавшуюся его предшественнику. Но в то же время он понимал, что хочет сам вонзить клинок в сердце Камаэля.

— Мы оставим его в подземелье, — сказал Дьяк, поднимая руку. Существо тотчас замерло, словно прислушиваясь, а затем спустилось на пол и проскользнуло мимо Дьяка и Сафира в дверь. — Оно примитивно, — сказал колдун, провожая его взглядом, — может только выполнять команды — как собака. За ним нужен постоянный контроль. Для нас оно бесполезно.

— Зачем же ты его создал?

— Мы создали, — поправил Дьяк. — Для охраны башни. Будет вроде сторожевого пса. Важное дело, вроде убийства императора, ему не поручишь.

— А как же…

— Предыдущая тварь? Там я использовал душу человека. После необходимой обработки он стал идеальным слугой. Способным думать и принимать решения. В рамках полученного приказа, разумеется.

— И чью душу ты использовал? — спросил Сафир.

Дьяк пожал плечами:

— Того, кому жизнь и смерть императора были небезразличны.

— У него есть имя?

— Как и у всех, я думаю.

— Какое?

Дьяк пожал плечами:

— Не знаю.

— Не знаешь или не желаешь говорить?

— Это не важно. Главное, теперь ты умеешь работать с трансформой. Никогда не знаешь, что пригодится.

— Вообще-то, большую часть проделал ты, атаи, — заметил Сафир.

— Но ты все запомнил?

— В целом — да, — ответил Сафир без особой уверенности.

— Мы попробуем еще раз, — сказал Дьяк, снимая кожаный фартук, — завтра. А теперь нужно отдохнуть. Я прикажу подать ужин. — Он направился к двери.

— Почему ты не убил Камаэля, когда был в Урдисабане? — остановил его Сафир. — Хотя бы тогда, в Цирке. Ты мог сделать это и улететь на своем ленивце.

— Верно, — обернувшись, Дьяк посмотрел ему в глаза. — Но это было бы слишком просто. Обычная смерть. А мне хочется, чтобы это сделал именно ты!

— Почему? — требовательно спросил Сафир.

— Потому что он убил твоих отца и мать, лгал тебе всю жизнь и считал, что ловко избежал наказания. Так пусть же он перед смертью посмотрит в глаза тому, кто через столько лет придет за ним, чтобы покарать за вероломство! Ты согласен?

— О да! — ответил Сафир, чувствуя, что каждое слово атаи отдается в его сердце.

— Встретимся за ужином, — сказал Дьяк, выходя из комнаты.

Сафир проводил его взглядом. Теперь у него не было сомнений в том, что причина, по которой Дьяк ищет мести, кроется в личном отношении атаи к императору Урдисабана. Вот только что мог сделать Камаэль этому колдуну и когда их пути пересеклись? Сафир подозревал, что этого он никогда не узнает.

Глава 5

Император Камаэль сидел на крыше дворца в тени беседки и наслаждался видом лазоревого моря с повисшими над ним белоснежными облаками. С холма открывалась прекрасная перспектива: бухта, заполненная самыми разными судами, лежала перед владыкой как на ладони, несмотря на то, что находилась довольно далеко от дворца. Торговые, военные и прогулочные корабли Урдисабана и других стран скользили по водной глади подобно разноцветным птицам.

Вокруг беседки, где отдыхал император, раскинулся аккуратный парк с облетающими кустами и деревьями. Преобладали желтые, оранжевые и багряные краски, только трава еще хранила зеленый оттенок. Осень вступала в свои права даже здесь, на крыше дворца, где все стремилось усладить взор и душу повелителя Урдисабана.

Слуга незаметно наполнил опустевший бокал и замер в стороне подобно одной из украшавших сад статуй.

— Мой повелитель! — негромкий голос заставил Камаэля отвлечься от созерцания пейзажа и повернуть голову к поднимающемуся по ступенькам Первому Советнику.

Квай-Джестра поклонился и, дождавшись кивка императора, протянул запечатанное послание.

— Что это? — поинтересовался Камаэль, беря конверт. — Почему не вскрыто? Ты не читал?

— Это от жрецов, Ваше Величество. — Дальнейшие объяснения были излишни. Только сам император, наместник богов, имел право читать послания служителей культа. — Результаты исследования той твари, что напала на вас в Ниамаде.

Камаэль нетерпеливо сломал золотую печать. Развернув сложенный втрое листок, он быстро пробежал глазами строки, затем еще раз, но гораздо медленнее. Ормак стоял на предпоследней ступеньке, ожидая распоряжений.

— Та-а-к, — протянул Камаэль, поднимая глаза от послания. На лице у него были написаны недоумение и настороженность. — Здесь сказано, — проговорил он через минуту, глядя на Ормака, — что магическое существо, напавшее на меня в Городе Мертвых, было оживлено благодаря тому, что некий колдун, — это слово он будто выплюнул, — вложил в него душу, — взгляд императора стал ледяным, и Квай-Джестра вздрогнул, — КАИДА-МАГРАДА!

Повисло напряженное молчание. Император ждал реакции, а Первый Советник не знал, что ответить.

— Ну?! — нетерпеливо произнес Камаэль, откладывая бумагу и беря бокал. — Что ты об этом думаешь?

— Очевидно, что Сафир-Маград действительно был предателем, — ответил Ормак, тщательно взвешивая каждое слово. — Его связь с этим монстром очевидна. Если и оставались какие-то сомнения, в том числе относящиеся к здравости его рассудка или магическому воздействию на волю, то теперь не осталось никаких…

— Дальше! — перебил его Камаэль, поморщившись, и Ормак понял, что упоминание о Сафире императору неприятно.

— Ясно, что это дело рук казантарского посла, — сказал он убежденно, зная, что едва ли когда-нибудь удастся опровергнуть или подтвердить это предложение.

— Почему? — тон императора был требовательным.