Андрэ Нортон - Тень Альбиона

— Но, к счастью, это Бонапарту не удалось, — заметил капитан Риттер. — Принцесса находилась на борту «Тригве Ли», и, судя по всему, что мы слыхали, она благополучно добралась до порта назначения.

Уэссекс едва удержался, чтобы не взглянуть на Костюшко. Его напарник сам плыл на «Тригве Ли» и клялся, что принцессы Стефании на этом корабле не было. Вместо этого Уэссекс посмотрел на сэра Джона — он один из всех присутствующих должен был знать, что капитан Риттер лжет.

— Да, в самом деле, хотя убедить в этом наших друзей было совершенно невозможно, — невозмутимо произнес сэр Джон. Дипломат бегло говорил по-французски. — На захваченном корабле плыли фрейлины принцессы, ее церемониймейстер и отделение ее личного полка, но вот обнаружить саму принцессу французам не удалось, как они ни старались. Конечно же, капитан Риттер сразу им сказал, что принцессы на борту нет. Сэр Джон пожал плечами.

— Смею сказать, они не отличались особой понятливостью.

— Итак, принцесса Стефания находится в безопасности, — весело произнес Костюшко. — Это просто замечательно!

Когда ужин подошел к концу, мадам де Сталь легко поднялась из-за стола.

— Господа, я вас покину — ненадолго, — чтобы вы смогли отдать должное портвейну. Я знаю, что сэр Джон и лорд Валентин как англичане пришли бы в отчаяние, увидев столь вопиющее нарушение обычаев. Но я вскоре жду вас к себе. А шевалье я прихвачу с собой, он составит мне компанию на это время.

Уэссекс послушно поднялся и вслед за мадам вышел из обеденной залы. Однако хозяйка дома повела его не в салон, а в свой личный кабинет, располагавшийся этажом выше.

— Вы убеждены, месье шевалье, что покинете Верден в течение ближайших нескольких дней? — строго спросила мадам де Сталь.

— Уверяю вас, что уеду отсюда до конца недели. Со временем привязанность к одному месту становится утомительной — вы не находите? — вкрадчиво поинтересовался Уэссекс.

— Тогда я отдам это вам. Это рукопись, которую я желаю видеть опубликованной — здесь, во Франции.

Мадам достала из потайного отделения стола несколько толстых пачек бумаги, исписанной каллиграфическим почерком. Она сложила все листы вместе — получилась стопка почти в фут толщиной — и принялась проворно связывать их красной вощеной бечевкой.

— Это моя последняя работа, основанная на материалах моих поездок по Италии. «Коринна» покажет миру, что меня еще рано забывать!

— Если сможете, получите разрешение цензуры. А то у министра полиции наверняка найдется что сказать по этому поводу, — негромко заметил Уэссекс.

Мадам запрокинула голову и расхохоталась.

— И он конечно же скажет, если узнает, что эта вещь вышла из-под моего пера! Ха! Пожалуй, я извещу об этом Фуше, но только после того, как книга уже разойдется по рукам, — и пусть уповает на милосердие своего хозяина-корсиканца! Но сперва рукопись надо передать издателю и подготовить к публикации.

— Дорогая леди! — запротестовал слегка встревоженный Уэссекс.

— О, не беспокойтесь, месье шевалье, я не собираюсь делать вас своим посредником. Я некоторое время переписывалась с одним священником, человеком незаурядным и благородным. Вам всего лишь нужно доставить этот пакет в село Оксерр и вручить его тамошнему хозяину гостиницы. Pere де Конде заберет его, когда ему будет удобно, — а я избавлюсь от утомительной обязанности снимать копию на тот случай, если непроходимо назойливый комендант нашего очаровательного города потеряет мою посылку, как это уже неоднократно случалось. Ну так как, вы мне поможете, месье шевалье? Вас словно послал мне сам Дух Свободы.

— Когда столь прекрасная и столь уважаемая женщина обращается с просьбой, что еще остается мужчине, кроме как объявить себя ее слугой? — торжественно произнес Уэссекс. Он нуждался в поддержке мадам де Сталь — хотя она и так уже очень помогла ему, устроив встречу с сэром Джоном, — и он с удовольствием готов был воспользоваться случаем и натянуть нос чиновникам-палачам, душившим свободные умы во всей Европе.

— Тогда я сама заверну рукопись и подготовлю для путешествия, — сказала мадам. — Я не решаюсь поручить это служанке — шпионы сейчас повсюду, и даже у меня в доме. Ну а теперь у нас впереди целая ночь, и я пригласила нескольких своих друзей. Так давайте на время позабудем о заботах.

Прием затянулся далеко за полночь — великолепный вечер, полный олимпийского остроумия и блестящих бесед. Около двадцати членов верденского общества — свободомыслящих мужчин и женщин — заполнили салон эпиграммами и смехом, и даже Уэссекс позволил себе ненадолго расслабиться.

Он не был настолько опрометчивым, чтобы пытаться прямо во время приема пообщаться с сэром Джоном, но поскольку разговор часто касался вопросов обеспечения жильем, Уэссекс без проблем узнал, где поселили сэра Джона. Герцог твердо вознамерился при первой же возможности нанести ему визит.

Когда Уэссекс прощался с хозяйкой, та вручила ему большой сверток, завернутый в пергаментную бумагу.

— Ваши книги, шевалье. Постарайтесь побыстрее вернуть их мне, — сказала мадам.

— Можете положиться на меня, дорогая баронесса, — ответил Уэссекс. — По правде говоря, я приложу все силы, чтобы вернуть их в тысячекратном размере.

Когда Уэссекс явился на отведенную квартиру, Костюшко уже был там — валялся на кровати, не сняв рубашки и брюк.

— Я вижу, вы успели что-то купить, — заметил Костюшко, указывая на пакет в руках Уэссекса.

— Это «что-то» в перспективе может причинить Бонапарту не меньше вреда, чем пара полков тяжелой артиллерии, — ответил Уэссекс, положив сверток с книгой мадам де Сталь на свою кровать. — Нам поручили завезти это в местечко под названием Оксерр.

— Я знаю это место, — сообщил Костюшко. — Это село примерно в ста восьмидесяти километрах от Парижа. У мадам там имеются друзья, которые наверняка помогут ей увидеть ее труд напечатанным. А это нам по дороге?

— Узнаю, когда повидаюсь с сэром Джоном Адамсом, — сказал Уэссекс. Разговаривая с Костюшко, герцог переоблачался из вечернего костюма в наряд попроще, который носил днем. Но, взяв камзол, Уэссекс не сразу надел его.

Для начала герцог вывернул камзол наизнанку — оказалось, что его подкладка сделана не из шелка или атласа, а из мягкого черного молескина, поглощающего свет. Кроме того, с изнанки на лацканах были пришиты маленькие черные роговые пуговицы. Когда Уэссекс надел камзол и застегнул воротник, оказалось, это подобие черного кителя с высоким воротником. Он подвернул манжеты, и белая рубашка полностью скрылась под черным кителем; теперь разглядеть Уэссекса в полутьме стало чрезвычайно трудно.