Владимир Романовский - Год Мамонта

— Да, вы уже сказали. Так вот, пока не сделаете то, что я вам говорю, вы с ней говорить не будете.

Капризный народ женщины, подумал Брант. Не давая ей времени подготовиться и встать в эффектную позу, он быстро приложился и выстрелил. Стрела прошла сквозь апельсин и вонзилась в стену. Апельсин выпал из руки Шилы.

— Ого, — сказала она. — Хотите пряник?

— Я хочу девять тысяч золотых, — сказал Брант.

— Почему именно девять?

— Надо.

— У меня столько нет. Тысячи две я вам, может, и наскребу. Остальное действительно придется брать у матушки. Зачем вам столько?

— Я же сказал — надо.

Шила стала открывать одну шкатулку за другой. Вскоре на бюро образовалась горка золотых.

— Вот, все что есть.

— Семьсот или восемьсот, — определил Брант на глаз.

— А вам точно нужно именно девять тысяч?

— Да.

— Я могла бы заложить что-нибудь из драгоценностей.

— Заложите.

— У меня не очень много… хмм… ладно, — сказала Шила, вздохнув, — пойдем к матушке, так и быть.

Брант встал. Они пересекли гостиную и спальню. Шила отодвинула засов на двери, ведущей в апартаменты матери.

— Это чтобы она сюда не лазила, когда ей не велят, — объяснила она, открывая дверь. — Мам! — закричала она грозно. — Мам! Ты где!

— Что ты орешь! — раздался голос Фрики из спальни. — Зайди и скажи спокойным голосом, что тебе надо. Раскаряка дурная!

Бранту понравились отношения. В гостиной Фрики пахло красками и скипидаром. Ах да, точно, вспомнил Брант. Роквел. Портрет.

— Постойте здесь, — сказала Шила, идя к двери в спальню. — А то неприлично.

Но Фрика сама вышла из спальни, в халате поверх ночной рубашки.

— Мам, не хватает восьми тысяч трехсот золотых.

— Здравствуйте, Брант. Шила, не кричи, а то у тебя голова лопнет. Не хватает до чего?

— До девяти тысяч.

— Зачем тебе девять тысяч?

— Мне не нужно. Мне люди все сами покупают или дарят. Вот ему нужно, — Шила ткнула пальцем в Бранта.

— Не знаю, есть ли у меня столько, — сказала Фрика. — Сейчас посмотрю.

Она стала открывать ящики и шкафчики. Незаконченный большой портрет Фрики, в полный рост, стоял в углу на мольберте. Пол вокруг мольберта был заляпан красками. Тут же, рядом, помещался ящик с кистями, пигментом, маслом, тряпками, углем, и палитрами. Некоторая часть этого инвентаря не помещалась в ящик и лежала неопрятной горкой рядом. Брант подошел ближе.

Грубо намазанный фон оставлял желать лучшего — в нем сочетались несочетаемые цвета, но, решил Брант, этот аспект Роквел исправит. Гордая государственная поза натурщицы нисколько не напоминала Фрику в жизни, угловатость и худоба были сглажены, платье Роквел, возможно, рисовал отдельно, купив за медяки на какой-нибудь театральной барахолке. Руки, как было отмечено ранее, были у портретной Фрики пухлые. Совсем не ее руки. Длинная шея на портрете была скрыта воротником и сверкающими бриллиантами. Волосы светлее, чем в жизни. Зато лицо было — да, лицом Фрики. Брови были сделаны несколькими лихими мазками и было видно, что они подвижны. Как художник добился такого эффекта — Брант понятия не имел. Глаза с поволокой, часто встречающейся у женщин из Беркли и, очевидно, доставшейся им от славских соседей, смотрели на зрителя чуть насмешливо и ничего не обещали. И ничего не ждали. Брант украдкой обернулся и посмотрел на Фрику, склонившуюся над бюро, разбирающую драгоценности. Глаза на портрете были глазами Фрики до предыдущей ночи.

— А зачем вам девять тысяч? — спросила Шила, надеясь что теперь-то, в присутствии Фрики, Брант не посмеет не ответить.

Брант молчал, продолжая рассматривать портрет.

— Шила, — сказала Фрика, роясь в шкатулках, — возьми себе за правило не задавать бестактных вопросов. Если бы ты свои деньги зарабатывала непосильным трудом, ты бы, возможно, имело бы право спрашивать, хотя это тоже было бы не совсем прилично. Но тебе деньги дают ни за что, просто так. Они не твои. Мне тоже. Если Брант сочтет нужным, он сам скажет. Если нет — это его право. Нет, больше трех тысяч не набирается. Позвольте, вот есть колье. Тысяч на семь точно затянет. Шила, солнышко, бери колье и беги к ювелиру. Не закладывай, а сразу продавай.

— Я бы не советовал, — сказал Брант.

— Почему же?

— Бросается в глаза. Оригинальные формы. Если кто-нибудь из знающих заметит, пойдут пересуды.

— Вы правы, — сказала Фрика. — Что же делать?

— Если у вас есть золото в чистом виде, которое можно перелить… кольца там, или серьги… вынуть камни и перелить… было бы лучше. Правда, цена сразу упадет примерно в два раза.

— Вы правы, — сказала Фрика и открыла сразу три шкатулки.

— Я сейчас, — сказала Шила и убежала к себе. Она сразу вернулась, неся четыре шкатулки. Мать и дочь вывалили содержимое шкатулок на стол.

— Вот, — сказала Фрика. — Отбирайте, что нужно, Брант. Вы, очевидно, в этом разбираетесь.

— Не очень, — сказал Брант, но все же отобрал две дюжины колец попроще. — Вот, наверное, теперь хватит.

— Шила, бери кольца и беги, — сказала Фрика. — Но как ты объяснишь ювелиру, что их надо перелить?

— Скажу, что я только что их украла. У Фалкона.

Шила убежала. Фрика стояла и спокойно смотрела на Бранта. Он подошел и нежно поцеловал ее в губы.

— Вы тактичны, — сказала Фрика. — Моя дочь ни о чем не догадывается. И это хорошо.

— А мы разве на вы?

Фрика покраснела. Странная женщина. Краснеет не от поцелуев, но от слов.

— Не все сразу, — сказала она растерянно.

— Почему же? Слушай, ты бы мне сегодня ночью открыла потайную дверь. А то я ненароком разбужу полгорода своим крюкометанием.

Совсем ребенок, подумала Фрика. Большой, ласковый, умный ребенок.

— Ты даже не представляешь себе, какой опасности подвергаешься, — сказала она. — И меня подвергаешь.

— Где же опасность?

Раздался стук в дверь апартаментов.

— Вот она, — сказала Фрика.

В приемной, отделяющей гостиную и спальню от общего дворцового коридора, послышались голоса.

— Прячьтесь, — сказала Фрика. — В спальню, живо. Идите потайным ходом. Приходите в полночь, я вам открою.

— А мы опять на вы?

— Иди же.

Брант неспеша, развязным шагом, вошел в спальню. Никуда он уходить не собирался, естественно — нужно было подождать Шилу с деньгами. Фрика закрыла за ним дверь. В этот момент в гостиную вошла служанка.

— Княгиня, к вам Фалкон.

— Почему ты входишь без стука?

— Я думала, вы в спальне.

— Почему Фалкон является, когда я не расположена никого видеть и лежу в постели? Почему ты его не выставила?