Дэвид Геммел - Сумерки героя

— Это тебе за Мадзе Чау, — сказал Нездешний. — Отправляйся в ад!

Панагин повалился. Нездешний, упершись ногой ему в грудь, выдернул меч и вытер о вышитый камзол князя.

Потом повернулся к своим — и замер. Ниаллад целил в него из арбалета.

— Он назвал вас Нездешним, Серый Человек. — Лицо юноши заметно побледнело. — Это слово означает «странник» или «чужеземец». Скажите мне, что он имел в виду только это и вы не тот предатель, который убил моего дядю.

— Убери оружие, мальчик, — сказал Эмрин. — Этот человек спас тебе жизнь.

— Скажите же! — выкрикнул Ниаллад.

— Что ты хочешь услышать?

— Правду.

— Правду? Хорошо, я скажу тебе правду. Да, я тот самый Нездешний, который убил короля. Я убил его ради денег, и это преследует меня всю мою жизнь. Когда ты убиваешь не того человека, этого уже не исправишь. Поэтому если хочешь выстрелить в меня, то стреляй. Это твое право.

Нездешний стоял неподвижно, глядя на арбалет в руке юноши. Из этого самого оружия он убил короля и многих, многих других. В это застывшее мгновение он подумал, что будет только справедливо, если его убьет из того же арбалета единственный родственник несчастного короля, убийство которого ввергло мир в хаос. Он стоял спокойно и ждал.

В этот миг ветер переменился, и конь Ниаллада почуял запах Устарте. В испуге он взвился на дыбы. Ниаллада швырнуло назад, и он непроизвольно нажал на курок арбалета. Стрела вонзилась Нездешнему в грудь. Он повернулся, сделал три нетвердых шага и упал на траву рядом с Панагином.

Устарте, подоспев к нему первой, перевернула его и вытащила стрелу.

— Я не хотел! — крикнул Ниаллад.

Кива и Эмрин, соскочив с коней, бросились к упавшему, но Устарте отогнала их.

— Предоставьте это мне. — Она с легкостью подняла Нездешнего на руки и унесла в лес.

Открыв глаза, он увидел, что лежит на постели из листьев. Устарте сидела на корточках около него.

— Я уж думал, что он убил меня, — сказал Нездешний, ощупав грудь.

— Он и убил, — с глубокой печалью ответила Устарте.

Кисуму смотрел на руины Куан-Хадора. Солнце садилось, и равнина внизу казалась необычайно мирной. Отойдя в сторону от риадж-норов, он достал свой меч. Великая печаль камнем лежала у него на сердце.

Он вспоминал своего учителя My Ченга и долгие годы учения. My Ченг с бесконечным терпением наставлял его в тайнах Пути Клинка, стремясь превратить его в живое оружие. Меч не есть продолжение человека, говорил учитель, это человек должен стать продолжением меча. Ни страха, ни волнения. Раджни исполняет свой долг в спокойствии и гармонии, чего бы это ему ни стоило. И Кисуму всеми фибрами своего существа старался постичь эту науку. Его мастерство сделалось выше всяких похвал, но достигнуть уровня My Ченга ему все-таки не удавалось.

«Когда-нибудь это придет к тебе, — сказал My Ченг, — и тогда ты станешь настоящим раджни».

Три года спустя Кисуму поступил в телохранители к купцу Ли Фангу. Очень скоро он понял, зачем купцу понадобился раджни в охранники. Ли Фанг был порочен до мозга костей. В круг его интересов входила торговля женщинами, рабами и смертельно опасным дурманом. Узнав об этом, Кисуму поднялся в покои Ли Фанга и объявил, что не может более быть его телохранителем.

«Ты дал мне слово, раджни, — вскипел Ли Фанг, — а теперь хочешь оставить меня без защиты!»

«Я останусь у вас до полудня завтрашнего дня, — сказал Кисуму. — Пусть ваши слуги с утра поищут вам другого телохранителя, я же смогу уйти».

Ли Фанг обругал его, но ругань для молодого раджни была пустым звуком. Честь не позволяла ему оставаться в услужении у такого человека. Кисуму вышел на галерею и увидел, что по лестнице тихо поднимаются две фигуры в масках и плащах с капюшонами. Он заступил им дорогу с обнаженным мечом, и они заколебались.

«Уходите, и я оставлю вам жизнь», — сказал Кисуму.

Люди в масках переглянулись. У них мечей не было — только кинжалы. Они попятились вниз. Кисуму шел за ними. Сойдя с лестницы, они повернулись и бросились бежать.

Тут на свет вышла еще одна фигура, и это был My Ченг.

Кисуму и теперь, глядя на Эйденскую равнину и руины древнего города, ясно помнил, какое потрясение испытал при виде своего бывшего учителя. Под глазами у My Ченга лежали багровые круги, лицо обросло щетиной. Одежда загрязнилась, но меч в руке, безупречно чистый, ярко сверкал при свете фонаря.

«Отойди, ученик, — сказал My Ченг. — Этой ночью негодяй купец умрет».

«Я сказал, что больше не служу у него и уйду от него завтра в полдень».

«Я дал слово, что он умрет нынче ночью. Отойди».

«Не могу, учитель. Вы сами знаете. До полудня я его раджни».

«В таком случае для тебя нет спасения».

Учитель атаковал так быстро, что Кисуму едва успел отразить удар. Они обменялись множеством молниеносных выпадов. Кисуму не мог припомнить, когда именно это случилось, но где-то на середине поединка он обрел Путь Клинка. Тиски воли разжались, и меч стал мелькать все быстрее, выписывая в воздухе световые узоры. Он все сильнее теснил My Ченга и в конце концов пронзил ему грудь. Око Бури умер, не издав ни звука. Меч его упал на ковер и разбился на сто осколков.

Кисуму смотрел на мертвое лицо человека, которого он любил.

«Они мертвы? — спросил Ли Фанг с галереи. — Или ушли?»

«Ушли», — ответил Кисуму и сам вышел вон.

Через три дня Ли Фанга зарезали на рыночной площади.

Теперь, оглядываясь назад, Кисуму не понимал, почему он так хотел стать раджни. Он слушал гортанную речь риадж-норов и думал: «Дурак я, дурак. Все, чему меня учили, было основано на лжи. Я потратил жизнь на то, чтобы сравниться с древними героями, а теперь оказалось, что они наполовину звери и не ведают, что такое честь».

Ю-ю подошел и сел рядом с ним.

— Как ты думаешь, демоны придут?

— Придут.

— Ты все еще грустишь? Кисуму кивнул.

— Я обдумал твои слова, Кисуму, и решил, что ты не прав.

— Неправ? — Кисуму кивнул в сторону риадж-норов. — По-твоему, они похожи на героев?

— Не знаю. Сонг Чжу говорит, что смешение влияет на человека во многих отношениях. Риадж-нор, к примеру, не может быть отцом.

— Ну и к чему ты клонишь?

— Что бы ты ни думал о них, они все-таки победили. А вот умрут они или, скажем, состарятся — кто их тогда заменит? У обыкновенных людей нет ни их быстроты, ни их силы. Поэтому, еще давным-давно, и начали отбирать особых людей — таких, как ты. И никакого обмана в этом не было. Разве важно, что первые воины были смешанными? Орден раджни всегда был... чистым, потому наш народ и почитает вас столько веков. Я знаю, что не мастер говорить, вот и выходит коряво. Ты вырос на рассказах о великих воинах — так раджни и были великими воинами. Они сражались и умирали за нас. Тебя учили верить в законы раджни — и это хорошие законы. Ты не ругаешься, не лжешь, не воруешь, не обманываешь. Ты сражаешься за то, во что веришь, и никогда не поддаешься злу. Что же во всем этом плохого?