Сергей Лукьяненко - Сумеречный дозор

Я покачал головой. Мы — Иные. Но даже если не станет нас — люди все равно разделятся на людей и Иных. Чем бы эти Иные не отличались.

Люди не могут без Иных. Помести на необитаемый остров двоих — будет тебе человек и Иной. А отличие в том, что Иной всегда тяготится своей инаковости. Людям проще. Они не комплексуют. Они знают, что они люди — и такими должны быть. И все обязаны быть такими. Все и всегда.

Мы стоим посередине.Мы горим костром на льдинеИ пытаемся согреться.Маскируя целью средства.Догораем до душиВ созерцающей глуши.

Дверь открылась, в купе вошел Гесер. Я стянул наушники.

— Смотри, — Гесер положил на стол «палм». На экране ползла по карте точка — наш поезд. Гесер мимолетно глянул на компас, кивнул — и уверенно прочертил стилом на экране жирную линию.

— Что это? — спросил я, глядя на прямоугольник, в который упиралась траектория движения Кости. И сам же ответил: — Аэропорт?

— Именно. Не ждет он никаких переговоров, — Гесер ухмыльнулся. — Рвет по кратчайшей к аэродрому.

— Это военный?

— Нет, гражданский. Какая разница? Шаблоны знаний по пилотажу у него есть.

Я кивнул. Все оперативники имеют «про запас» наборы полезных навыков — управление автомобилем, самолетом, вертолетом, первая медицинская помощь, рукопашный бой… Конечно, шаблоны не дают полноценный навыков, опытный водитель обгонит Иного с шаблоном водителя, хороший врач оперирует несравнимо лучше. Но поднять в воздух любое транспортное средство Костя сможет.

— Это даже хорошо, — сказал я. — Поднимем истребители и…

— А если пассажиры? — резко спросил Завулон.

— Все лучше, чем поезд, — тихо сказал я. — Меньше жертв.

И что-то во мне болезненно сжалось в этот миг. Я впервые взвесил на невидимых весах целесообразности человеческие жертвы — и счел одну чашу легче другой.

— Не поможет… — сказал Гесер. И добавил: — К счастью. Что ему разрушенный самолет? Обернется летучей мышью и спустится.

За окном показался перрон. Тепловоз загудел, приближаясь к вокзалу.

— Ядерные зенитные ракеты, — упрямо сказал я. Гесер посмотрел на меня с удивлением. Сказал:

— Да ты что? Какие ядерные заряды… давно сняты с вооружения. Разве что вокруг Москвы пояс ПРО… Но он не на Москву пойдет.

— А куда? — насторожился я.

— Откуда мне знать? Твоя задача, чтобы он никуда не ушел, — отрезал Гесер. — Так! Он остановился!

Я посмотрел на компас. Расстояние между нами и Костей начало увеличиваться. Летел он, подобно летучей мыши, или бежал, словно Серый Волк из сказки — но теперь Костя остановился.

Вот только интересно, что Гесер даже не смотрел на «компас».

— Аэропорт, — с удовлетворением сказал Гесер. — Все, разговоры кончились. Иди. Реквизируй кого-нибудь с хорошей машиной — и дуй в аэропорт.

— А… — начал я.

— Никаких артефактов, почует, — спокойно возразил Гесер. — И никаких спутников. Он всех нас сейчас чувствует, понимаешь? Bсех! Двигай!

Зашипели тормозные колодки, поезд остановился. Я еще на миг остановился в дверях — и услышал:

— Да, именно «серый молебен». Не надо усложнять. Мы тебя так накачаем, что его по летному полю киселем размажет.

Все. Похоже, шеф на таком взводе, что разговаривать с ним уже не нужно — он слышит мои мысли, прежде чем они оформятся в слова.

В коридоре я прошел мимо Завулона — и невольно дернулся, когда тот одобрительно похлопал меня по спине.

Завулон не обиделся. Сказал:

— Удачи, Антон! Мы надеемся на тебя!

Пассажиры смирно сидели по купе. Только начальник поезда, что-то говорящий в микрофон, проводил меня стеклянным взглядом.

Я сам открыл дверь в тамбуре, спустил подножку и спрыгнул на перрон. Как-то все быстро. Слишком быстро…

А на вокзале была обычная толкотня. Шумная компания, вывалившаяся из соседнего вагона, громогласно вопрошала: «Где тут бабушки с ней, родимой?» «Бабушки» — в возрасте от двадцати до семидесяти, уже спешили на зов. Будет сейчас и водочка, и пивко, и окорочки жареные, и пирожки с подозрительной начинкой.

— Антон!

Я повернулся. Рядом стоял Лас с перекинутой через плечо сумкой. Изо рта у него торчала незажженная сигарета, вид был благостный и умиротворенный.

— Тоже выходишь? — спросил Лас. — Может тебя куда подкинуть? Меня машина ждет.

— Хорошая машина? — уточнил я.

— Вроде «Фольксваген», — Лас поморщился. — Годится? Или ты только на «Кадиллак» согласен?

Я обернулся, посмотрел на окна штабного вагона. Гесер, Завулон и Эдгар смотрели на меня.

— Годится, — мрачно сказал я. — Ну… извини. И впрямь очень спешу, машина нужна. Обращаю тебя…

— Так пошли, чего стоять, если спешишь? — спросил Лас, оборвав стандартную формулу вербовки волонтера.

И так ловко ввинтился в толпу, что мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.

Мы пробились через бестолковое вокзальное телодвижение, вышли на привокзальную площадь. Я догнал Ласа, тронул за плечо:

— Обращаю…

— Да вижу, вижу! — отмахнулся Лас. — Привет, Рома!

Подошедший к нам мужчина, хотя почему-то хотелось сказать — гражданин, был довольно высок, как-то по-детски упитан — весь округлый, плавный, чуть ли не в перетяжечках. Ротик маленький, губки куриной гузкой, глазки тоже маленькие, даже под очками невыразительные и скучные.

— Здравствуй, Александр, — как-то очень церемонно поздоровался гражданин, плавно протягивая Ласу руку. И уставился на меня.

— Это Антон, мой товарищ, подбросим? — предложил Лас.

— Отчего бы не подбросить, — печально согласился Рома. — Колеса катятся, дорога ровная.

И, развернувшись, направился к новенькому «Фольксвагену-Бора».

Вслед за ним мы загрузились в машину. Я нагло уселся на переднее сиденье. Лас хмыкнул, но покорно полез на заднее. Роман включил зажигание, спросил:

— Куда вам двигаться, Антон?

Речь у него тоже была плавная, округлая, будто не говорил, а писал слова в воздухе.

— В аэропорт и срочно, — мрачно сказал я.

— Куда? — с искренним изумлением сказал Роман. Посмотрел на Ласа: — Может быть твоему товарищу найти такси?

Лас смущенно посмотрел на меня. Потом, столь же смущенно, на Романа.

— Хорошо, — сказал я. — Обращаю тебя к Свету. Отринь Тьму, защити Свет. Даю тебе взор, отличать Добро от Зла. Даю тебе веру, идти за Светом. Даю тебе отвагу, сражаться с Тьмой.

Лас хихикнул. И тут же замолчал. Дело не в словах, конечно. Слова ничего не могут изменить, хоть каждое выделяй интонацией, будто оно с заглавной буквы. Это как заклинания у ведьм — мнемоническая формула, включающая в моей памяти «шаблон». Я могу подчинить человека и сам, но так… так оно правильнее. Срабатывает давным-давно проверенный механизм.