Роман Афанасьев - Огнерожденный

Пытаясь разобраться в Тасаме, Фарах невольно прищурился, потянулся к нему внутренним огоньком, что есть в каждом из людей. Сотник наверняка почувствовал это касание, потому что обернулся, и устало глянул на Фараха. В его глазах плескались боль и страх. Встретив испытывающий взгляд воспитанника, Тасам шумно сглотнул, и, вздрогнув, пал на колени перед Фарахом. Прямо в снег, утонув в огромном сугробе. Смиренно склонив голову, Тасам стащил с головы шапку, скомкал ее на груди.

– Брат Фарах, – глухо сказал он, обращаясь к воспитаннику как жрецу. – Подарите мне слово всеблагого.

Неожиданно для самого себя, Фарах, рассматривающий взъерошенную макушку сотника, воспринял это как должное. Внутри него зажегся теплый огонек, удивительно ласковый и нежный. Подмастерье чувствовал, что его и Тасама связывает незримая нить, у которой нет названия. И Фарах сделал как должно, то, что ему подсказывало сердце. Протянул руку, коснулся волос сотника. И сами пришли слова:

– Утешься, сотник. Все мы дети всеблагого. У каждого своя судьба и свой срок. В каждом из нас есть огонь, и только ты сам можешь решить, на что его потратить. Согреть ли себя, или других. Иди, и делай то, что ты можешь сделать.

Тасам поднял голову и взглянул на Фараха. Его взгляд стал спокойным и уверенным. Морщины на лбу разгладились, а руки перестали дрожать. В глазах сотника полыхал огонек, грозивший перерасти в пожар.

– Спасибо, брат. – Искренне поблагодарил Тасам.

Он схватил руку Фараха, неловко чмокнул пальцы холодными губами. Потом вскочил на ноги, развернулся, и во весь дух помчался к своей сотне, так и не надев шапку.

Фарах смотрел ему в след, чувствуя, что вместе с сотником уходит и частица его самого. Подмастерье не знал, почему он вел себя именно так. Как настоящий Жрец. Но чувствовал – так надо. И еще одно Фарах знал точно – сегодня он впервые поделился с другим человеком своим внутренним огнем, своей душой. Согрел другого, а не себя.

– Фарах!

Подмастерье вздрогнул. Нечто неуловимое рассеялось, исчезло. Он снова стал воспитанником жрецов, волею случая оказавшимся на переднем крае битвы.

Оказалось, что звал его Васка. Он пытался вытащить из фургона довольно большой сундук, принадлежащий Састиону. Он был большим, и Васке никак не удавалось его обхватить. Фарах поспешил на помощь, и вскоре оба воспитанника, шумно отдуваясь, подтащили ящик к костру.

– Что там? – спросил Фарах, роняя свой конец сундука в снег.

– Книги, – выдохнул Васка, разжимая руки. – И бумаги Састиона.

– Зачем он их потащил с собой на войну? – удивился Фарах, рассматривая сундук.

Сделан он был на совесть. Темно-красное полированное дерево, медные полосы, большой замок – все это свидетельствовало о том, что хозяин весьма дорожит содержимым. Честно говоря, Фарах не мог припомнить случая, чтобы Састион при нем открывал это чудовище. Сразу после погрузки, его закидали тюками с одеялами и использовали как скамью. Так всю дорогу он и простоял в углу, никому не мешая.

– Это коллекция Састиона, – выдохнул Васка. – Он не стал оставлять ее в городе. Опасался, что сожгут, когда кончится уголь. Говорил, такое уже бывало, в холодные зимы. Там уйма книг. Многие – со старыми, забытыми нынче молениями. Некоторые из них Састион давал нам, чтобы мы с братом их переписали на новые листы. Но мы не успели. Там их очень много.

– Все равно странно, – сказал Фарах, – мог бы спрятать где-нибудь в храме…

Васка лишь махнул рукой, и устало опустился на сундук.

– Да кто его знает. – Сказал он. – Састион прямо с ума сходит, когда начинает говорить о книгах. И все глупость какую-то вспоминает…

Фарах зябко поежился. Он то знал, какую именно "глупость" вспоминает воспитатель. Надо же, как вышло. Жрец – коллекционер книг. Влюбленный в свою коллекцию настолько, что не решился расстаться с ней, даже отправляясь на войну. Хотя, Ламеранос кажется, говорил о том, что Састион интересуется книгами. Тогда подмастерье пропустил это мимо ушей, а теперь вот, увидел сам, как выглядит этот «интерес».

– И зачем мы его вытащили? – поинтересовался Фарах. – Чтоб на снегу не сидеть?

Васка отрицательно покачал головой. Его лицо, осунувшееся, похудевшее, уже ничем не напоминало пухлое личико будущего жреца. Вся напускная важность сошла с него. Перед Фарахом сейчас стоял самый обыкновенный деревенский парень с русыми кудрями, выбивающимися из-под меховой шапки и с едва заметными веснушками на побледневшем носу. Юношеская бородка, редкая и светлая была едва заметна. Так, легкий пушок, не более того.

Васка нахмурился, пожевал растрескавшимися губами и неохотно сказал:

– Састион велел сжечь сундук, если северяне одержат верх. Сказал, что тогда нам эти книги будут уже не нужны. А орде нельзя их отдавать. Демоны колдуны могут использовать эти знания против тех, кто останется в живых.

Фарах коснулся сундука, провел ладонью по гладкому и холодному дереву. Сколько тайн он скрывает в себе? Сколько знаний? Фараху внезапно захотелось очутиться далеко-далеко отсюда. В квартире Ламераноса, например. Вдвоем с ученым, они разобрали бы книги, прочитали каждую из них, переписали самые редкие. Сколько знаний в этих книгах!

Морозный воздух зазвенел хором боевых труб. Теперь они пели рядом, в соседней сотне. Кажется, враг наступал.

– Сасим! – закричал Васка. – Сасим, где ты?

Полог фургона зашевелился и откинулся в сторону, выпуская наружу Сасима с большим кожаным мешком. Воспитанник спрыгнул в снег и подбежал к костру.

– Вот, – сказа он. – Еле собрал. Ужасный беспорядок внутри.

– Это что? – спросил Фарах.

– Записи с молениями. По ним Састион учил нас. Помнишь, по дороге на север.

– Это тоже – жечь?

– В первую очередь!

Трубы надрывались. Теперь они уже не пели, – вопили, что было сил. Фарах подался вперед, пытаясь рассмотреть, что происходит на поле боя. Сасим стал развязывать мешок, а Васка принялся убеждать брата в том, что жечь эти бумаги еще рано.

– Эй, – сказал Фарах – Я пойду посмотрю, что там происходит.

Братья, увлеченные спором, его не услышали. Васка стал вырывать мешок из рук Сасима, тот сопротивлялся. Кажется, они не понимали, что происходит вокруг них. Или не хотели понимать.

Подмастерье повернулся и зашагал в сторону опушки, туда, где стоял десяток лучников. Проваливаясь по колено в снег, и чувствуя, как намокают ноги, он быстро шел к краю леса. Воины стояли рядышком, у последнего дерева и дружно вытянув шеи, всматривались в белую равнину. Фарах обошел их стороной и тоже стал смотреть.

Там, справа, где-то в лиге от них, по снежной равнине катился снежный вихрь. Огромное облако снега, размером с деревню, уже пересекло середину долины, и направлялась в сторону войск Сальстана. В этой снежной мешанине ничего нельзя было разобрать. При взгляде на белое облако, казалось, сам снег идет в наступление. Но иногда, внутри этого кома мелькали темные тени. Фарах никак не мог рассмотреть, что это такое, но ему чудилось будто в снежной пелене скрываются отряды оргов.