Ночь роя - Роберт фон Штейн Редик
Он сидел, дрожа от воспоминаний о боли.
— Да, — наконец сказал он.
Она улыбнулась и сжала его руку. Затем на ее лице появилось странное выражение.
— В чем дело? — спросил он.
Она моргнула и посмотрела на него:
— На Юге есть такая штука, которая называется нухзат. Своего рода состояние сна, во время которого мы немного теряем рассудок, но обретаем что-то еще — проницательность, второе зрение, другие способности. Немногие люди испытывают нухзат, но со мной это случалось. И даже после того, как я приехала на север, даже после того, как родились Неда и Пазел. Они боялись меня. Это может быть ужасно, этот нухзат. В моем случае обычно так и было.
Но в одном из этих нухзат-видений я увидела этот момент. Странный, суровый человек, бывший враг, наедине со мной в маленькой комнате, ест пирожки с крабами, смеется вместе со мной над нашими детьми. Я знаю, что давно его ненавидела, винила за ход моей жизни в последнее время — по крайней мере, за все то, что пошло не так. И я знала, что всего лишь прошлой ночью я отказалась стать его любовницей.
Исик опустил глаза, заливаясь краской.
— Я также знала, — сказала она, — что мне придется поторопиться, чтобы сказать ему, еще до окончания ужина, что он должен верить в себя как никогда прежде. Что он должен доверять не только своей мудрости и боевым навыкам, но и своему сердцу. Доверяй своему собственному сердцу, Эберзам, помни. Я рада, что память вернулась ко мне вовремя.
— Вовремя для чего?
Она повернулась и посмотрела на дверь. Исик поставил свою тарелку. Послышались шаги, затем громкий, нетерпеливый стук.
Когда Сутиния открыла дверь, Исику на мгновение показалось, что он сошел с ума. Перед ним стоял мужчина чуть старше самого адмирала, с до жути знакомым лицом. За его спиной стояли двое мужчин помоложе с легкими алебардами.
— Оставьте свое оружие, — сказал мужчина постарше. — Вытрите крошки с бороды. Закройте рот. Оставьте шляпу.
Военный.
— Встаньте, вас ждут немедленно. — Мужчина бросил быстрый взгляд на Сутинию. — Он должен пойти один, миссис Паткендл.
Не просто солдат, а солдат Арквала. Дремландский акцент выдавал его с головой.
— Разве я вас не знаю? — спросил Исик.
Мужчина заколебался, сдерживая какую-то реплику.
— Не имеет значения, — наконец сказал он и повернулся.
Исик посмотрел на Сутинию; она кивнула. Поддавшись порыву, он взял ее руку и поцеловал. Затем он последовал за старым солдатом по коридору, охранники шли позади. Они миновали ванну, оживленную кухню, открытые дверные проемы, где играли в карты и боролись, маленькую кабинку, где сидел сапожник, забивающий гвозди в поношенную подошву. Старый солдат при ходьбе слегка покачивался влево, и это тоже было почему-то знакомо. Кто он такой, во имя Девяти Ям?
Наконец они пришли в храм, где несколько старых монахов склонились над вечерней молитвой. Они проскользнули вокруг возвышения в ризницу, и молодой монах встал из-за своего стола и поприветствовал их, улыбаясь. Он закрыл дверь, затем повернулся к тяжелой вешалке с облачениями и раздвинул их, как занавески. За ней была простая деревянная стена, но, когда монах нажал на нее, она подалась внутрь. Старый солдат, не говоря ни слова, шагнул в образовавшуюся щель.
Теперь они поднимались по лестнице, очень узкой и темной. Исик был озадачен тяжелым ковром. Потом он подумал: Чтобы заглушить наши шаги. Хорошо, очень хорошо.
Через три пролета лестница закончилась перед другой дверью, на этот раз с толстой обивкой. Старый солдат отбарабанил серию ударов, и Исик услышал, как двигаются засовы.
Они вошли и оказались в казарме. Сорок солдат в разной форме повернулись и уставились на Исика.
— Это он! — пробормотал кто-то. — Клянусь волосатыми дьяволами внизу, это он!
Исик смотрел на мешанину имперских лиц. Там было несколько людей из Этерхорда и внутреннего Арквала, но гораздо больше жителей Ипулии, Опалта и Внешних Островов. Все на десятки лет моложе его. Было также большое количество толяссцев — их тонкие черты лица ни с чем нельзя было спутать. Все они зачарованно уставились на него.
Старый солдат закрыл дверь.
— Да, — сказал он. — Это адмирал Исик. А теперь перестаньте пялиться, как стая сусликов.
И тогда уже Исик пристально уставился на него. Стая сусликов. Эта фраза наконец-то пробудила его память. Невероятно, но этот старик был его сержантом-инструктором во время его первого плавания. Боги смерти, это было пятьдесят лет назад! Когда Исик был всего лишь мичманом, и ему еще не было восемнадцати.
Когда Маиса еще сидела на троне.
— Бахари! — воскликнул он в изумлении. — Сержант Бахари! Вы отправились с ней в изгнание!
— А вы, — сказал старик без улыбки, — нет.
Комплекс занимал всю северную треть Обители: огромный лабиринт, отгороженный от плавучей деревни флибустьеров, за исключением нескольких хорошо замаскированных проходов, подобных тому, которым они только что воспользовались.
— Конечно, все они знают, что здесь происходит что-то странное, — хрипло сказал Бахари, — и некоторые, возможно, догадываются о его природе. Но лишь очень немногие. Это лучший компромисс, к которому мы смогли прийти, но мне это не нравится, совсем не нравится. Я отвечаю за ее личную безопасность.
Мужчины выглядели подтянутыми и упитанными, но их манера держаться беспокоила Исика: на его взгляд, салюты, которые они отдавали Бахари, были слишком медленными. На них было что-то вроде униформы — простые брюки и плохо сидящие рубашки, парусиновые куртки с пятнами на запястьях и заплатами на локтях. Только офицеры носили подобающую арквали одежду, но даже у них она была выцветшей.
— У нас триста человек в этих стенах, — сказал ему Бахари, — и вдвое больше на судах, спрятанных по периметру озера.
— Девятьсот? — спросил Исик, и сердце его ушло в пятки.
Бахари пристально посмотрел на него:
— Это в два раза больше, чем у нас было год назад. Но я не говорил, что это все, к чему может прибегнуть Ее Величество. Как вы думаете, Исик, я должен рассказать вам все? За какие заслуги, скажите на милость? До сих пор вы только доказывали, что нуждаетесь в убежище от Тайного Кулака.
Его слова задели — какие слова не задели бы, если бы они исходили от первого сержанта-инструктора? — но Исик не мог их опровергнуть.
— Турахи? — с сомнением спросил он.
Бахари начинал раздражаться:
—
