Генри Олди - Гарпия

После нашей телесной смерти им суждено затвердеть, обрести постоянство – и тысячелетиями вертеться вокруг сгустка огня, в компании себе подобных. Бабы исправно рожают младенчиков, количество миров растет, вселенная гарпий расширяется, и все довольны.

Какова перспектива, а? Вечность в виде волчка! Вечность на карусели! Кто же тогда, спрошу я вас, наслаждается в раю? Горит в аду? Воплощается в новые тела? Восстает из могилы, в конце-то концов? Гарпии не балуют нас разъяснениями. Их это, по правде говоря, не интересует.

Мы бы назвали псевдо-миры – душами.

Гарпии зовут их психономами.

Здесь же, на Квадрате Опоры под Овалом Небес, мы с гарпиями встретились случайно. Могли бы и не встретиться. Разминуться, как фрегаты в океане. Настоящее знакомство начнется потом – когда и мы, и они закончим свой здешний путь.

Эй, третий кит! Где ты?.."

Встав, тетушка Руфь подошла к окну и с силой толкнула створки. В библиотеку ворвался свежий ветер. Он приятно бодрил. От прически, которую скрипторша утром сооружала с тщанием, достойным лучшего применения, ничего не осталось. Зимний буран на голове.

Она не красила волос, пытаясь скрыть седину. И парика не носила. Зачем? Книгам все равно. А преподавателям и студентам куда милее бодрая старушка, чем молодящаяся карга. Не надо быть сивиллой, чтобы делать такие пророчества.

Сказать мастеру Матиасу о визите мышки?

Она боялась. Сказать – боялась, и не сказать – боялась. Пожаловаться ректору? Хайме пожмет плечами: все в рамках закона. Наверняка там – палец в потолок – договорились заранее. Список литературы? Тетушка, в штудиях моего друга Матиаса бес ногу сломит, не то что каземат-сыскари. Дайте им, что просили, и забудем об этом.

Да, ректор откликнется именно так.

Но осваивать на старости лет профессию доносчицы…

"– Условность здешнего бытия.

Отношение гарпий к собственной жизни повергает в ступор. Прелюдия к длительному, увлекательному путешествию, не более. Если мы с вами трудимся, как проклятые, обеспечивая их вселенную новыми мирами, то гарпии – большей частью ждут.

Поверьте им, и земля под ногами обратится в дым. А человечество – в лабораторию. Нет, в эфемерную пекарню, где выпекается одна булочка за другой, чтобы их съели другие.

Наши нынешние, как зовут гарпии себя-живых – куколка, кокон, из которого однажды выпорхнут наши прежние. И если нашим нынешним пути в психономы открыты лишь частично, на краткий срок, путем сложных действий (гарпии называют это «захватом»), то наши прежние свободны в полной мере.

Допустим. Но я задаюсь вопросом: почему гарпии продолжают жить здесь, бок о бок с нами? – воинственными, нетерпимыми, загнавшими их в резервацию… Почему не сложили крылья, не кинулись вниз головой с обрыва? – вперед, к свободе!

Что их держит?

Вот эта несообразность и не позволяет мне махнуть рукой на гарпическую космогонию, признав ее редкостным заблуждением. Стройная логика – удел простаков. Но если в системе имеются вопросы без ответов – о, значит, в раковине прячется жемчужина!

Годы, отданные Высокой Науке, казалось бы, должны были приучить меня к обратному. Вопрос-ответ, как в учебнике. Но я составил слишком много учебников, чтобы…"

Обедала тетушка Руфь в «Граните наук». Бульон с яйцом, курица в тесте, гренки с тертым сыром. Бокал ягодного морса. Завершив трапезу, она отправилась домой. «Сказать мастеру Матиасу? – мучилась Руфь. – Да? Нет?»

За время препирательств гарпия, как могла, привела себя в порядок. Еще не хватало показаться на людях со сна – полуодетой растрепой! Келена аккуратно уложила волосы, стянув их тонкой сеткой с жемчугом. Облачилась в карминовое платье; сдерживая стоны, управилась со шнуровкой. Завести руку за спину было пыткой. Белое оперение, служившее у нее показателем телесных страданий, чудесно подошло к цвету платья.

Гарпия подумала и решила оставить, как есть.

С лицом ничего поделать не удалось. Отек частично спал, но был хорошо заметен. Кровоподтек, нагло воцарившийся на щеке и скуле, к утру местами пожелтел. Теперь Келена напоминала больную желтухой-малабрийкой. Или дрейгурицу-летягу, поднятую из могилы некротами Чуриха.

– Отсиживаться? Сударь, вы меня оскорбляете! – под взглядом гарпии Хомяк съежился и отступил за спины сыновей. – Если я мешаю вам или вашим жильцам, я съеду. До вечера. Я не желаю доставлять неудобства. Вы удовлетворены?

Ответить толстяк не успел.

– Это она! Она! Бесовка крылатая!

Орала пышная молочница. Обильные кудряшки делали ее похожей на овечку, которую шутник-пастушок нарядил в ситцевое платье, чепец и белый передник. От миловидной дамочки никто не ждал подобных воплей. Но внешность, как известно, обманчива.

– Сыночка моего! Витасика!..

– Украла?!

– Съела?!!

– Напугала! До смерти напугала, мерзавка!

– Тьфу, дура-баба!

Рядом с молочницей топтался щекастый карапуз лет четырех – надо полагать, до смерти испуганный Витасик. Мать крепко держала сына за руку, чтоб не потерялся. Указательный палец свободной руки малыш засунул в рот и таращился по сторонам круглыми глазенками. Ему было интересно: куча незнакомых людей, и все кричат! А вон еще тетя с крылышками на балконе…

– Слышали?!

– Ребенка украсть хотела!

– У-у, зенки бесстыжие!

– А на рынке давеча! Как налетит!

Толпа загудела растревоженным осиным гнездом. Витасик воззрился на багровую, исходящую криком мать – и заплакал.

– Глядите! Довела мальца!

– Управы на гадин не стало!

– Стража! Вяжите ее!

– Стража? А мы на что?!

– Верно!

– А ну, тихо! Р-р-разойдись!

– Ты людям рот не затыкай!

– Раскомандовался!

– Эй, курица! Тебе кто рожу-то расквасил?

– Щас добавим!

– Бей тварюку!

Прохиндей Мориц точно уловил момент, когда следовало подлить масла в огонь. Стой, брат Непоседа. Стой на балконе, сжимай кулаки, лафер. Все равно ни капли не выжмешь. Кузари фрустрили: втюрился ты в летучую шлёндру по самые фейцы. Вот и поглядим, что делать станешь, когда зазнобу твою ощипывать начнут. Сейчас мы ее приголубим…

Камень нашелся прямо под ногами. Хороший такой камень, увесистый. Мориц замахнулся, метя гарпии в лицо – и промазал. Булыжник угодил в голову стоявшей рядом Герды. Брызнула кровь. Девочка даже не вскрикнула – медленно, словно во сне, она повалилась на спину, в проем открытой двери.

Возле дома повисла потрясенная тишина. Мигом позже ее разорвал звериный рык. Сшибая горшки, вазоны и ящики с цветами, не помня себя, не задумываясь о последствиях, захлебываясь яростью, словно тонущий – морской водой, Кристиан перемахнул через перильца – и прыгнул на Морица.