Святослав Логинов - Колодезь

Ждать пришлось недолго. Посланные разведчики вернулись с добрыми вестями: в степи шёл бой.

Семён дал знак воинам выходить к границе кустарника. Вскоре, остановившись на самом краю зарослей, он мог видеть, что творится в поле. Калмыки, которых удалось отогнать от границ ханства, решили здесь отыграться за неудачное начало набега. Собственно говоря. Семёна и башкирских воинов не должно было волновать то, что происходило за пределами хивинского улуса, однако Семён, отогнав калмык, не остановился возле границы, а тайно пересёк черту, пройдя через аральские плавни. Теперь они были на землях каракалпаков, у которых свои законы и свой правитель — Мухаммед-бек, не признающий власти хана. В мирное время хивинскому войску было совершенно нечего делать здесь. И всё же войско пришло.

Несколько минут Семён глядел, как догорает стойбище. Кто-то там ещё сопротивлялся, но большинство нападавших уже прекратило битву и занялось грабежом. Интересно, чем можно поживиться в каракалпакской юрте? Схватить женскую шапочку с серебряным шариком на макушке?…монисты?… праздничную уздечку? И ради этого вырезать целый улус? Ничего не скажешь, дёшево ценится человеческая жизнь.

Семён выждал ещё несколько минут, чтобы калмыцкие всадники полностью утратили оглядку и впали в беспечность. Конечно, каждая минута ожидания — это новые жертвы, но Семёну до этого дела нет, он на службе хана хивинского, с честью водит башкирский отряд и не должен жалеть инородцев.

Десять лет назад три сотни измученных воинов и огромный беззащитный обоз вошли в хивинские пределы. Тогда не было ничего легче, как стереть их в пыль, истребив на земле всякую память о башкирах-киргизцах. Однако молодой Ануш-хан, в ту пору утверждавший своё господство в стране, принял пришельцев благосклонно, дал им земли и приблизил башкирского вождя к своей особе. Ануш-хану не пришлось раскаиваться в принятом решении: башкиры дрались за него, как за самих себя, отвоёвывая место под узбекским солнцем, сотники башкирского войска были произведены в тарханы, а ходжа Шамон со временем стал везиром, отодвинув в тень Умбай-инака и шейха Махмуд и, помнивших ещё мудрейшего Абулгази.

За прошедшие годы башкирское войско выросло втрое, и хотя не перевалило ещё и за тысячу всадников, но гордо именовалось туменом. И далеко не все видели, что всесильный хан начинает с опаской посматривать на свою гвардию. Разжиревшая собака кусает хозяина. Владыка понимал, что слишком сильный телохранитель рано или поздно возжелает занять место повелителя. Семён тоже понимал это, потому и попросился в поход, когда ранней весной из-за Арала набежали калмыки, а теперь влез на чужие земли, стараясь разведать дорогу на север в обход неприступного Джутака.

Семён вздохнул, отгоняя несвоевременные государственные мысли. Пожалуй, битва закончена, пора выступать его людям.

— Каракалпаков не трогать! — вполголоса приказал Семён, с привычной лёгкостью вскакивая в седло.

— Каракалпаков не трогать!… — пролетело от одного воина к другому, и конные сотни вылетели на простор Устьюртекой степи.

Новой битвы не случилось, один вид несущихся во весь опор башкирских всадников обратил врага в бегство. Часть войска, заранее назначенного, ринулась в погоню, немногие остались рядом с Семёном.

Семён молча проехал через стойбище, безучастно глядя на следы разгрома. За десять лет он пресытился картинами чужой смерти, и последнее время равнодушие, некогда жившее в душе, стало подобно маске. Должно быть, это старость, когда вид убитого недруга наполняет сердце тоской.

Несколько уцелевших хозяев вышли навстречу новому завоевателю.

Семён остановил взгляд на иссохшем старике и соскочил с коня. Не годится говорить со старшими свысока, а то, что всемогущий везир говорил со старцем на равных, — запомнится и своими и чужими.

— Ваши враги — наши враги, — произнёс Семён в ответ на ожидающий взгляд. — Мы пришли с миром, и когда здесь не будет калмыков — уйдём и мы.

— Мы знаем тебя, ходжа Шамон, — ответил старик. — Нам известна и ярость твоих воинов, и крепость твоего слова. Тебе можно верить. Да хранит Аллах тебя и твоих близких.

— Иншалла, — согласился Семён.

Он вновь лёгким движением вскочил в седло и поскакал следом за своими воинами, торопясь узнать, чем закончилась погоня. Вскоре вдали заклубилась пыль, и Семён увидел возвращающиеся сотни. Башкиры не потеряли в битве ни одного человека, успев зарубить многих и взять в плен семерых набежников. Такова природа войны — кто бежит, тот и гибнет. Семён оглядел связанных арканами калмыков, кивнул на одного, совсем ещё мальчишку:

— Отправьте его к Турген-тайше с вестью о нашей победе. А остальных, — Семён усмехнулся, — подарите каракалпакам. Им есть о чём поговорить.

— Ноздри рвать? — деловито спросил Габитулла. Семён пожал плечами, не ответив.

— Драть ноздри, выдать кобылу и пусть убирается, — отдал распоряжение сотник.

Семён подъехал к Габитулле, кивнул на степь, ещё по-зимнему серую, но готовую откликнуться на первое тепло маковым пожаром:

— Помнишь, как мы бедовали в этих местах? А сейчас и ещё полтора месяца через Устюрт можно легко пройти. Если, конечно, каракалпаки пропустят через свои земли.

— Я тоже тоскую по Уралу, — невпопад ответил сотник. — А молодёжь уже не помнит родных мест.

— Не в том дело, — задумчиво проговорил Семён. — А вот великий везир Сейид-инак много говорил о нас на ухо хану.

— Да я его своей рукой!…

— И тогда придётся бежать, сломя голову. Нет, на самом деле великий везир лишь пешка в руках судьбы. Зависть — вот истинный владыка! Узбеки не любят нас, потому что мы пришли неведомо откуда и стали возле трона. Мы получили лучшие земли и свободны от зяката и котлового налога. Это одно из счастливых обстоятельств, но это же и причина будущих бед.

— Во время похода кыргызское войско всегда идёт ираулами! — гневно произнёс Габитулла. — Мы рыщем вдоль границ, словно степной волк, и пьём гнилую воду куда чаще, чем айран!

— Жирная зависть этого не знает или не хочет знать. И ты ничего ей не докажешь. Значит, надо держать лошадей осёдланными. Вот что, Габитудла, распорядись, чтобы часть отбитого скота вернули каракалпакам. А мне надо подумать, что я скажу во время доклада хану.

— Калмыки, увидав сотни блистающего хана, кинули награбленное и, избывая верную гибель, бежали из Арала. Аллаху было угодно, чтобы мы настигли их на берегу Мазандеранского моря в двух конных акче от Арала. Воины хана вскричали: «Тайма, батыр!» — и, дружно ударив на врага, убили тех, для кого срок жизни исполнился, а прочих погнали на каракалпакские стойбища, откуда никто не вернулся живым. Одного из пленников, кому смерть ещё не была назначена небом, мы лишили ноздрей и, посадив на посекшуюся клячу, отпустили к калмыцкому нойону с вестью о могуществе Ануш Мохаммед Богадур-хана, да будет доволен им Аллах.