Татьяна Каменская - Эртэ

— Многовато всего… — кривит губы доктор.

— Не договаривать слова, в которых заключён смысл, или обычная тайна, самое большое его свинство! — замечает женщина, и вздохнув, читает дальше:

… Не спорю! Я надеюсь, что именно последнее танго с вашей сестрицей восполнит тот пробел, что испытывает одинокий мужчина, не знающий долгое время самого обычного человеческого общения… не говоря о женском участии…

— Лицемер! — презрительно кривит губы женщина. — Что он знает о женщинах!

…кстати, насчёт праздника. Вы, мои гости! Вы завершаете его! Я вас жду! Вы попадёте на мой праздник и получите великолепный подарок, который выберете сами, и который достоин вас. Шарады, клоунады у нас в большом почёте, так что, не задумывайтесь над вечерним костюмом. Костюмы Адама и Евы, я не смею вам предложить, но надеюсь, кусок обычной тюли предложенный в подарок вашей сестрице, будет весьма и весьма приятен для глаз моих. Надеюсь, мой дорогой друг не сердится на меня за данный каламбур…

Ваш покорный слуга, Великий Магистр магических наук и Главный Маг-Волшебник и Повелитель Маггутов. С чем и остаюсь… Ах-х…

Белый лист бумаги упал на пол и тихо покачивается, вверх-вниз, словно маятник или маленькие весы, на которых лежат две противоположности: да-нет, черное-белое, доброе-злое… Так что же победит?

— Ну вот! Сам Маг делает мне вызов, сразится с ним. Думаю, мне нужно принять приглашение! — стоит больших усилий сохранить спокойствие и скрыть то нервное напряжение, что вдруг овладевает доктором, когда он понимает, что-то уже должно проясниться насчёт его Марины…

Далв поднимает с пола письмо, и передаёт его женщине, которая смотрит бумагу на свет, и довольно хмыкает, увидев размытые водяные знаки. Затем подносит письмо к носу и начинает внюхиваться в каждую строчку письма. Далв во все глаза наблюдает за странными движениями женщины, но скоро ему это наскучивает и он начинает что-то выискивать на стенах пещеры. Кажется, его привлекли те рисунки древних людей, которые когда-то жили здесь, много тысячелетий тому назад. Если бы не это письмо, доктор мог устроить Далву экскурсию по огромным залам пещеры и показать ему такие редкие наскальные рисунки, которые едва ли кто ещё видел, и в которых мог преуспеть лишь тот, кого судьба наградила даром воображения и удивительной фантазией…

Вот в том темном углу в потайном выступе скалы находится красивый лучистый камень, которым была выбита одна из лучших, но незаконченных наскальных картин юного древнего художника, которого все звали…

Как странно, он забыл как звали того ловкого мальчишку. Он лишь помнит, как однажды тот мальчик тайно от всех пробрался в таинственный зал пещеры. Сюда могли попасть только избранные, и те женщины, которые сознательно выбрали свой нелёгкий путь. Зал был огромный и кроваво-красный от растущих кругом сталактитов. Он был очень похож на священный сосуд жреца и поражал странным сочетанием алого и черного цвета. Эти цвета словно подчёркивали то торжественное великолепия и странное чувство ужаса, что рождали в глубинах души эти кроваво-красные сталактиты, которые были словно живые так как они подпитывались кровью обречённых на муки женщин, или наоборот…

Да-да, вот сейчас… сейчас за этим выступом должен быть храм жертвоприношений. Главное место пещеры- этот огромный зал, построенный из грубых монолитных плит скальных пород. Там, у стены стоит громадный жертвенник, и от него идет небольшой желоб, по которому когда-то сливались и смешивались воедино в большой каменной чаше свежее молоко, молодое вино и женская кровь… Огонь, что горит посередине зала, тихо потрескивая, освещает высокий потолок пещеры. Это жертвенный огонь. Он зажигается тогда, когда женщина готова стать матерью. Это таинство! Оно сродни великому чуду, которое не каждому ведомо, а тем более мужчине.

Женщина, готова стать матерью! Жрецы в своих кровавых одеждах похожи на странные и уродливые существа. Они, молча и методично, делают каждый своё дело. У них обет молчания. Они не должны разговаривать меж собой, потому-что они мужчины, и даже их тихий шепот будет вызывающе громко звучать под этими кроваво-красными каменными сводами. Это может разозлить главного духа и покровителя племени, а иначе, тот может затушить жертвенный огонь пещеры. Огонь не должен погаснуть, потому-что тогда… потому-что…

Как странно, но закрывая глаза, Сергей Викторович в своём сознании вдруг видит женщину, которая мечется на высоком каменном жертвеннике. Она кричит, широко раскрывая свой багровый и бездонный рот, но её крики гаснут под сводах пещеры. Как странно это видеть! Как ужасно видеть страдания женщины, её обезумевшие от боли глаза, её искусанные в кровь губы, её руки, побелевшие от напряжения, мраморную белизну её ног, разведенных в стороны и алые пятна крови на кипельно — белой рубахе…

Лишь слышно, как громко потрескивает жертвенный огонь в центре зала, да тихо шуршат своими одеждами жрецы. Один из них держит сосуд с красным вином, другой с молоком. А третий, по видимому, самый главный, закрыв глаза, и подняв вверх руки, что-то тихо бормочет себе под нос. Хочется тоже закрыть глаза, что-бы не видеть, как ярко — красная жидкость вдруг начинает стекать по каменному желобу маленьким водоворотом, живописно смешиваясь с белым потоком. Как одуряюще сладко пахнет вином и молоком… Но нет, это приторный запах крови, от которого начинает мутить в голодном желудке мальчика, и поэтому хочется стошнить прямо на пол этого священного зала.

Кружится голова, всё сильней и сильней, по мере того как каменная чаша наполняется ярко-красной жидкостью. Сейчас она прольется… Вот сейчас откроют заслонку, и яростный поток ярко-красной жидкости хлынет в длинные желоба сосудов…словно кровавая река…

Видимо надо подставить свой любимый скребок под каменную заслонку и тогда ярко-красный поток иссякнет, и кровавая река остановит свой бег…

Детская рука тянется к выступу в чаше, к маленькой заслонке… Сейчас, вот сейчас… но мужской голос, разгневанно и очень громко кричит:

— Влад…

— Что? — доктор растерянно смотрит на женщину-кота, словно застигнутый врасплох на месте преступления…

Хотя…. если учесть, что лучистый камень- скребок пролежавший века и тысячелетия в потайном выступе скалы, теперь находится в кармане доктора, тут есть от чего растеряться…

— Я понимаю, тут есть от чего растеряться, и даже прийти в восторг или умиление. — женщина сосредоточенно смотрит на доктора, словно ожидая вопроса. Но не дождавшись ничего, продолжает:

— Древние наскальные рисунки пещеры ещё полностью не изучены, но вам ли доктор лазать по этим пыльным стенам, а тем более удаляться в какие-то малоизученные дебри пещерных залов. У вас, мой друг, другое! Соберитесь с мыслями, и, послушайтесь здравого совета… Я думаю, нам следует принять приглашение…