Михаил Ежов - Возвращение
– Тихо! Мы не знаем, кто он такой, этот Кертор, но зато хорошо знаем тебя. Ты убийца! Нам не нужна твоя помощь. Да и с чего бы ты вдруг стал о нас беспокоиться? Все знают, что ты не щадишь ни женщин, ни детей.
– Вам настолько безразлична собственная судьба? – крикнул Маркус. – Кертор убьет всех, кто попадется на его пути, неужели вы этого не понимаете?
– Мы попробуем договориться с этим Кертором, – сказал кузнец. – Быть может, он не такой безжалостный убийца, как Кир.
– Не может, – отрубил Кир. – Я знаю этого человека лучше, чем вы. Он не остановится ни перед чем, чтобы обрести кровавую славу разбойника.
– Убирайся! – побагровев, Кораф шагнул вперед и попытался ударить Кира, но рука последнего мгновенно перехватила руку кузнеца, и сильные пальцы Кира стиснули отцовский кулак так, что его кости затрещали.
– Не нужно говорить за всех, отец, – процедил сквозь зубы Кир. – Не хочешь – не надо. Становись на колени и покорно жди, когда тебе снесут голову. Я обращаюсь к людям, которые стоят за твоей спиной.
Крестьяне молчали, но на их лицах Кир видел сомнение.
– Дорога вам жизнь ваших детей? – спросил он, отпуская руку отца. – Хотите вы увидеть, как один за другим погибнут ваши родные? Кертор – разбойник. Быть может, он и оставит кого-то в живых, но ваших детей и женщин он угонит в рабство, а тех, кто станет сопротивляться, просто перережет, как овец. Я могу помочь вам избежать этой участи. Что вы скажете?
Однако жители Пеленара по-прежнему молчали, нерешительно переглядываясь. Они не были уверены, что могут довериться этому мрачному человеку, одно имя которого всегда внушало ужас и заставляло проклятия слетать с языка. Теперь же он стоял перед ними и предлагал помощь.
Кир выжидающе обвел толпу взглядом.
– Мы не позволим тебе вмешиваться в нашу жизнь, – прохрипел Кораф, потирая помятую руку. – Ты потерял это право много лет назад. Уходи!
– Дайте ему договорить!
Услышав этот голос, крестьяне обернулись и увидели молодого человека в белых одеждах жреца Амиры. Всмотревшись в него, Маркус почувствовал, как у него отвисает челюсть. Молодой жрец был точной копией Кира: те же темные волосы, густые брови, карие глаза, тот же нос, губы, волевой подбородок. Только кожа его была намного светлее, и взгляд был прямой, открытый и дружелюбный.
– А… это… кто? – промямлил Маркус, указывая рукой на жреца.
– Миран, – ответил Кир. – Мой… младший брат.
Они стояли друг напротив друга, братья, похожие, как две капли воды, и разные, как день и ночь. Белоснежные одежды Мирана так резко контрастировали с черными кожаными доспехами Кира, что рябило в глазах.
Молодой жрец медленно приблизился к старшему брату, не отводя взора от темной глубины глаз последнего. Оба молчали. Кир стискивал рукоять меча с той же силой, с какой Миран сжимал длинный резной жезл. Вокруг них повисла гробовая тишина. Глаза Мирана неожиданно расширились, и жрец негромко, но с невыразимой печалью в голосе произнес:
– Ты идешь по пути Тьмы и Смерти!
– Здравствуй, Миран, – помедлив немного, ответил Кир. – А ты, я вижу, встал на путь Света и Добродетели.
– Хватит! – снова вклинился Кораф. – Мы выслушали тебя, и теперь можешь убираться на все четыре стороны.
Но ни Кир, ни Миран никак не отреагировали на его слова, продолжая смотреть друг на друга.
– Значит, это правда, – проговорил Миран. – Ты действительно стал убийцей.
– Да. И случилось это давно. Ты прав, я иду по пути Тьмы и Смерти, и впереди меня ждет Утракар.
– Ты так спокойно говоришь об этом, – заметил Миран. – Почему?
Кир в замешательстве облизнул пересохшие губы. Он не знал, что ответить, и не был уверен, что, даже найди он нужные слова, его поймут.
Миран покрепче сжал в руке жезл.
– Почему?.. – тихо повторил он, глядя Киру в глаза.
– Убирайся вон! – взревел Кораф и сгреб старшего сына за ворот.
Кир резко вырвался и чудовищным ударом кулака в челюсть сбил кузнеца с ног.
– Заткнись! – рявкнул он, и в голосе его зазвенели стальные клинки ярости. В этот момент вся тоска по дому, что он копил последние годы, прорвалась наружу и хлынула из его груди безудержным потоком, вместе с внезапно вспыхнувшей злобой улетая к серевшим над головами небесам. Он ненавидел себя, отца, брата, Пеленар – за то, что они не хотели принять его, обнять, назвать своим. Сколько раз мысленно он проигрывал эту сцену, и всегда она казалась ему фальшивой – теперь он понял почему: он всегда подспудно понимал, что никто ему не обрадуется, и боялся признать это.
Кораф вздрогнул от неожиданности. Он посмотрел на возвышавшегося над ним воина и не поверил в то, что это – его собственный сын. На высоком лбу Кира вздулись вены, между бровей залегла глубокая складка, а глаза горели такой нечеловеческой злобой, что кузнецу стало страшно.
– Хочешь знать почему? – прерывающимся шепотом спросил Кир Мирана, а затем, повернувшись к отцу, добавил: – Из-за тебя, папа.
Кораф поднялся с песка. Он не узнавал в этом могучем, внушающем ужас воине сторонящегося людей мальчика, каким был когда-то его старший сын.
– Из-за тебя, из-за тебя, – процедил сквозь крепко сжатые зубы Кир. – Не ты ли наплевал на меня, когда умерла моя мать? Конечно, зачем я был тебе нужен, если у тебя был глупый и слабенький Миран, который всегда таскался за тобой… Зорг с ним, с Киром, пусть гуляет, где ему вздумается! Ты хочешь знать, как я стал убийцей? Я расскажу. Мне нечего стыдиться, ибо я сам выбрал этот путь и никогда не чувствовал вины за содеянное. Возможно, страх наказания или еще что-то, но только не вину. – Кир перевел дыхание и продолжал: – Помнишь, у нас был мясник по имени Хаид? Такой здоровенный, вечно пьяный и злой, как десять демонов Утракара, мужик? Так вот, папа, однажды утром я вышел погулять, потому что никому не было до меня дела, и оказался возле мясной лавки. У Хаида в тот день как раз кошка окотилась, родила шестерых котят, маленьких, слепых и беспомощных. Знаешь, что я увидел потом? Я увидел, как этот сукин сын, этот недоношенный ублюдок сворачивал головы бедным малышам и с хохотом топтал мертвые тельца! Помнишь, что случилось потом, папа?
– О Амира… – пересохшим ртом прошептал Кораф, отступая на шаг.
Кир жестко усмехнулся.
– Хаида нашли мертвым, – хрипло выговорил он. – Из его горла торчал острый как бритва серп.
Крестьяне в один голос ахнули. Не веря своим ушам, Маркус взглянул на своего друга и почувствовал, как зашевелились на голове волосы. Миран молчал. Его чувства выдавал лишь мелко дрожавший в руке жреческий посох.
– Ты помнишь, сколько мне было тогда лет, папа? – выкрикнул Кир, и кузнец пошатнулся, словно ненависть и боль, плеснувшая из слов сына, ударила его в грудь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});